Лучшие развлечения для тех, кто уважает диван и интернет.
Альбом «Lunch in the Park»
Sun Kil Moon
Caldo Verde Records
В 2000 году хмурый инди-рокер Марк Козелек сыграл свою крупнейшую роль в кино – златокудрого барабанщика группы из картины «Почти знаменит» Кэмерона Кроу. Это была ностальгическая ода рок-н-ролльным 70-м; романтический взгляд на душные туровые автобусы, травмоопасные пьяные выходки и, конечно же, ни к чему не обязывающие отношения с юными фанатками. Спустя два десятилетия выяснилось, что Марк Козелек не просто играл роль, а сам таким романтичным рокером и был всё это время – разве что не сразу уходил с концертов в обнимку с групис, а перед домогательствами в отельном номере приглашал их на ужин.
Вы читаете «Вестник Марка Козелека». Со времён нашего последнего текста о Прусте американской инди-сцены, в его жизни и карьере произошло многое: пять свежих полноформатных записей в любимом жанре эмбиент-автобиографии; две волны обвинений в сексуальных домогательствах. Нет, это не оправдание насилия, но и притворяться, будто некрасивые подкаты – это криминал (так считают музыкальные журналисты, бойкотирующие Козелека), а клишированное поведение рок-музыканта находится в неком лицемерном конфликте с возвышенной поэзией внутри песен (так считают уже бывшие фанаты), нет смысла. Тем более, что конкурентов у Козелека так и не появилось – это всё ещё лучшая музыка для уборки квартиры: содержательность текстов на уровне аудиокниги заставляет залипнуть с пылесосом в руках, в то время как прелесть мелодий позволяет в отдельные моменты расслабиться и перевести фокус на, скажем, пыль между книжками на полке. Одним словом, литературные альбомы Козелека – это лучшее от обоих миров.
Для тех, кто отвлёкся от ветвящейся дискографии артиста, перечислим эти пять альбомов: «Joey Always Smiled» (если честно, когда он вышел, я ещё жил с родителями и квартиру сам не убирал, поэтому сильных воспоминаний о нём у меня нет; альбом записан вместе с Петрой Хейден, разбавляющей бубнёж Козелека гипнотическими вокальными гармониями); «Mark Kozelek With Ben Boye and Jim White 2» (этот альбом почему-то смикширован очень глухо, как будто дедуля Козелек завещал вам затёртую кассету со своими старыми байками; честно говоря, под гул пылесоса слушать сложновато); «All the Best, Isaac Hayes» (формально это споукен-ворд-альбом, и голос Козелека здесь звучит звонко и отчётливо, как никогда; концепция пластинки состоит в том, что каждая песня посвящена отдельной локации из тура – Козелек везде пытается сделать фото таксофонов для своей коллекции, общается с маргиналами и бодается с клерками; альбом идёт почти два часа – идеальная продолжительность для уборки; ах, сколько полов на улице Козлова было вымыто под эти mp3-файлы); «Welcome to Sparks, Nevada» (первый альбом, выпущенный Козелеком после обвинений, комичным образом успел сразу устареть к моменту выхода из-за нескольких переносов; драматическая кульминация пластинки – это 17-минутная песня-стендап о том, как официант-идиот никак не даёт заказать хумус «без ничего» на тарелке, а не в миске; это, конечно, забавно, но от человека, у которого ломается карьера и жизнь, ожидаешь другого); наконец, «Lunch in the Park» (это и есть всеми ожидаемая исповедь артиста, не прямой ответ на обвинения, но по-своему самоуничижительное и душераздирающее зрелище, более подходящее для депрессивных поездок по велодорожке после дождя, нежели расслабленной уборки квартиры).
Всё очень просто: большую часть полуторачасового хронометража Марк Козелек признаётся в любви до гроба («Ты самый сильный, самый терпеливый, заботливый, восхитительный человек, которого я знаю. Теперь моё единственное предназначение – создавать искусство и быть лучшим человеком для тебя» – «Твои карие глаза будто махагон из сна; твоя кожа сладкая, как кофейное мороженое; твои губы чувственные, как свежайший японский лещ») и молит о прощении грехов («А ради тебя, моя любовь, я искуплю вину; и высушу твои слёзы, ведь ты была моей возлюбленной и моим лучшим другом так много лет») свою девушку Кэролайн.
Да, всё это отдаёт эмоциональной манипуляцией («Я проводил время с другими, пока был с тобой; и я мучился из-за такой двойственности своей жизни. Я не думаю, что гражданские лица поймут или когда-нибудь познают сложности моей идиосинкразической души – домашнюю лирику и турбулентность рок-н-ролльной жизни; путь одиночества, пустоты, отчуждения; жизнь соблазнов, флирта и озабоченности жонглёрством и распылением») и психологическим давлением («Мне нужна твоя любовь, как наркоману нужен крэк» – «Ты моё всё, мой лучший друг, моя любовь. И если к моему виску приставят пистолет, я никогда от тебя не откажусь»), но даже в эти моменты Козелек звучит одновременно совершенно искренне («Секс на одну ночь, измены и интрижки… Иногда короткие романы кончаются по согласию, иногда прощаешься и больше не пересекаешься. А иногда чьё-нибудь сердце разрывается. И если не постараешься, то рискуешь принести домой ЗППП») и абсолютно жалко («И вот мне почти 54, и жизнь, наконец, вмешалась. И я закрываю эти старые двери. И прощаюсь со своей прошлой жизнью, обещаю. И каждый день я люблю тебя всё больше, всё больше, всё больше, всё больше, всё больше, всё больше, всё больше, всё больше») – альбом дарит потрясающее ощущение, что мы слушаем что-то, что не должны, что-то слишком личное. В одной из песен Марк Козелек и вовсе рассыпается в весьма неловких фетишистских, кхм, комплиментах своей девушке: «Зачем я вообще слушаю ваши разговоры о расе, когда моя девушка – вьетнамка? И вообще, когда я целую её кожу, она слаще, чем кожа бледной девушки. Я могу так сказать? Ничего страшного? Если женщина может сказать, что ей нравятся мужчины определённого роста или что она предпочитает мужчин с акцентом, могу ли я сказать, что кожа смуглой девушки заводит меня сильнее, чем светлая кожа?».
Разумеется, объёма очередного томика Козелека хватило и на его вечные мотивы: он поёт и про мёртвых родственников (тётушка Мими), и про воспоминания провинциального детства, и про коронавирус, и про нераскрытые преступления (убийства детей в Атланте), и про расизм, и про походы в кафе, и про просмотренные фильмы (на перемотке сцена из комедии «Дьюи Кокс», где брата Джона Си Райли расчленяют мачете), и про прочитанные книги (на самом деле весь альбом Козелек проводит за чтением одного «Расцвета жизни» Джона Фанте), и, конечно, про отца («Папе в ноябре исполнится 87. Жду не дождусь встречи с ним. Он будет так рад меня увидеть, но особенно он будет рад увидеть меня с тобой»).
С музыкальной точки зрения новый альбом псевдогруппы Sun Kil Moon – её самый динамичный и завораживающий за последние несколько лет. Никакой монотонности: расслабленный эмбиент сменяется тревожным дроуном, а плаксивый высокий вокал мутирует в хмурый гроул. В программе все виды рыдающих гитар, индитроника, и даже нервный рэп под бит из ютюбовской категории lo-fi beats to relax/study to. В общем, сексуальные домогательства – дело, конечно, неприятное, но для творческого возрождения автобиографическим авторам определённо не мешает, когда в их собственных жизнях происходит что-нибудь травматичное, трагичное, драматичное.
Никита Лаврецкий
Фильм «Wobble Palace»
Режиссер Юджин Котляренко
.jpg)
Он – бубнящий в нос кидалт с поистине абсурдной причёской (его скрывающий лысину начёс – такое жалкое зрелище, которое стоит увидеть), выступающий против Трампа и за феминизм, а на деле оказывающийся неосознанным нарциссом, одержимым тиндером (уроженец Одессы режиссёр-синефил Юджин Котляренко, попросту говоря, играет кошмарную версию самого себя). Она – ведущая нуарный внутренний монолог самопровозглашённая художница с вечными телефоном и сигаретой в руках и дедпэном на лице (обладающая обворожительной родинкой в виде шоколадной крошки минчанка Даша Некрасова в реальной жизни работает ведущей сквернословного левацкого подкаста). Вместе они делят жилплощадь – дом в лос-анджелесском чайнатауне с улётным интерьером (искусственный газон вместо ковра; шторы со скриншотами из Windows XP); зайдя в тупик открытых отношений, пара решает распределить право владения домом по дням и провести выходные по отдельности. Таким образом, «Wobble Palace» – это не иначе как ремейк классической «Аталанты» в эпоху постиронии: после двух половин фильма с точки зрения двух половин семейной пары всё закончится совместным счастьем – правда, счастьем не брака, а расставания.
Для всех зрителей, переживших 2010-е, это редкая для наших дней уморительно смешная кинокомедия с россыпью до боли узнаваемых зацепок и загонов. Самое смешное из показанных тиндеровских свиданий включает в себя эротическую фотосессию: персонаж Котляренко хочет продемонстрировать своё раскрепощение, а в итоге становится героем унизительного поста в тумблере, высмеивающего «куколдов-либералов». Самый смешной нуарный монолог художницы Некрасовой включает в себя размышления о том, не слишком ли она по жизни «бейсик»; этот вопрос она задаёт, разумеется, и своему любовнику – зажиточному айтишнику-трамписту.
Юджин Котляренко снимает кино, по которому можно ностальгировать о 2010-х, и оно оказывается парадоксальным образом сразу и ультрасовременным, и мгновенно устаревшим – это кажется, проклятье всех картин, настолько прочно привязанных к конкретному времени действия. Котляренко об этом проклятье, как и полагается синефилу, и сам хорошо догадывается: практически до степени безвременного шедевра картину дополняет щепотка неподдельной меланхолии – будь то заглавный русский романс, звучащий над начальными и конечными титрами, или дымчатая работа выдающегося оператора Шона Прайса Уильямса, превращающая даже голые миллениаловские язвы в грустную голливудскую сказку.
Никита Лаврецкий
Сериал «SkyDiver»
.jpg)
Юджин Котляренко
Скромный арт-студент прикалывается по скайпу с подругами и приятелями, параллельно листая модные блоги и фотоальбомы в фейсбуке. Экранную повседневность прерывает ряд дурных предзнаменований: мелькающие на дисплее википедийные статьи об истории домашнего терроризма; слова проницательной русской бабушки касательно небритости студента («Ты похож на парней из Чечни»); и самое главное – фанатичный закадровый монолог, одновременно абсурдно патетичный и зловеще самоуверенный («Они ещё не догадывались, что в тот момент я уже стал частью могущественной организации»).
Ранний десктоп-сериал «SkyDiver» (то есть такой, в котором действие целиком разворачивается на экране компьютера) идеально вобрал в себя все главные преимущества своей формы: жанровый сюжет (террористический триллер) здесь совмещается с пугающей натуралистичностью (все разговоры в кадре настолько достоверны, что разграничить вымысел и реальность буквально невозможно – в киноведении это называется постдоком). Режиссёр и актёр Юджин Котляренко (ищите все серии на его вимео-канале) спустя десятилетие снимет свой главный хит «Отрыв» – во многом аналогичную работу, посвящённую самообольщению и патетике массового убийцы в теле школяра. Но куда большей эффектности и пронзительности он достиг ещё тогда, в 2010-м, снимая ученически рыхло (в какой-то момент вам начнёт казаться, что вы смотрите не снятое и смонтированное кино, а сырые архивы спецслужб – это, разумеется, лишь усиливает эффект погружения) и задействуя, кажется, весь свой реальный круг общения (как и во всех лучших мамблкорах, это трогательные интеллигентные лица). Чего стоит один лишь финальный диалог с великой шельмой Кейт Лин Шейл, провожающей доморощенного экстремиста в фатальную поездку ироничной улыбкой, – эта сцена определённо состоит в числе самых во всех смыслах радикальных достижений эпохи цифрового кино.
Никита Лаврецкий
Комикс «Familiar Face»
Майкл Дефорж
Drawn and Quarterly
(1).jpg)
Героиня комикса «Familiar Face» переживает болезненное расставание в пугающем мире фантастического до степени сюрреализма будущего. Здесь всё построено на бесконечных апдейтах: улицы обновляются, извиваясь, прямо во время движения по ним; в любой момент в квартире может появиться или, наоборот, исчезнуть очередная комната (исчезнуть, разумеется, со всеми обитателями); наконец, с утра можно обнаружить совершенно новый набор частей собственного тела (чтобы случайно не пораниться, все квартиры в этом мире до потолка заполнены подушками) – и секс с партнёром придётся изучать заново. На работе в министерстве жалоб и предложений героине приходится выслушивать истории таких же несчастных обитателей мира вечной оптимизации – одна страньше другой. В свободное время она ведёт внутренний нуарный монолог, гадая, куда могла в одночасье пропасть её возлюбленная. В конце концов она выходит на след таинственной ячейки революционеров-картографов.
Свойство, которое делает комиксиста Майкла Дефоржа не просто любопытным чудаком, а настоящим гением – это то что его комиксы содержат в себе бесконечную причуду, но при этом остаются абсолютно эмоционально доступными, пронзительно мелодраматичными. «Familiar Face» нарисован цветастее и психоделичней самого яркого арта из вашего инстафида; при этом история, включающая в себя, среди прочих, нанятого из-за одиночества актёра-сожителя и общественного андроида во френдзоне, в итоге выруливает к эмоциональному эффекту ровно того инди-фильма, который вы посмотрели в 16 и который навсегда изменил вашу жизнь.
Дефорж – всё ещё комиксист от бога, рисующий минималистично, но крайне кинематографично; пишущий с лаконичностью твиттера, но на века литературно; рассказывающий как бы оторванные от реальности сказки, но говорящий о современной любви, телесности и экзистенции прямее любых художников своего поколения. Если ещё не знакомы с ним, то смело начинайте с шедеврального комикса «Familiar Face», а потом уже переходите к его прошлым историям про чувствительных школьников-веточек, пранкершу в творческом кризисе, отшельницу из сказочного леса, зверушек-сектантов и всех остальных нечаянно трагичных героев нашего странного времени.
Никита Лаврецкий
Capital Daily
На южной оконечности канадского острова Ванкувер, что по ту сторону пролива Хуан-де-Фука от американского штата Вашингтон, в маленьком городке Сук располагается отель «Sooke Harbour House» на 28 номеров. С конца 70-х отелем владела семейная пара Фредерики и Синклейра Филипов. К нулевым они сделали из своего отеля один из самых красивых отелей региона: если не верите похвалам The New York Times, то просто вбейте название отеля на YouTube и поглядите небольшие видео конца нулевых – начала десятых, где и убранство уютных номеров с каминами, и внешний вид симпатичного укрытого кустами и леском трехэтажного здания на берегу живописного залива моментально навевают мечты о недельке-другой, которые так славно было бы там провести. В общем, к началу десятых годов владельцы решили уходить на заслуженный покой и начали подыскивать желающих купить у них за сумму чуть меньше 6 миллионов долларов этот бутиковый, фактически, идеальный бизнес. Казалось бы, ну какие тут могли возникнуть проблемы.
В отличие от всех остальных историй преступлений, которых можно было избежать, просто немного погуглив, события, изложенные в большой статье «Capital Daily», почти совсем не вызывают злорадного веселья. Очередной профессиональный мошенник, только что чудом увернувшийся в соседней стране от тюремного срока, притворяется инвестором с большими связями – и почему-то это только злит и печалит. То есть понятно, почему: гостиница, которую решил прибрать к своим рукам жулик Тим Дуркин, очаровывает даже через текст – это не просто случайный удачный бизнес, который, в конечном счете, кажется чем-то кроме физической формы своей стоимости, только если вы сами им владеете, это красивая и бесценная вещь, которая ну никак не может попасть в лапы плохих людей.
Сама история захвата Дуркиным гостиницы излагается в статье коротко и до боли похожа на нормальный госпереворот. Сначала прикинувшийся покупателем Дуркин договорился, что от имени своей фирмы переведет Филипам первую часть сумму, а пока будет готовиться следующий перевод, поработает в своей будущей гостинице управляющим. Он проработал управляющим несколько лет, но под самыми невероятными предлогами так ни гроша и не перевел, а когда Филипы подали на него в суд, хитро организовал быстрое слушание, на котором показал поддельные показания Филипов о том, что они продали ему отель, и получил гостиницу в свое распоряжение до следующего, уже полноценного суда. За те пару лет, пока ползла телега правосудия, на счета фирмы Дуркина ушли все доходы отеля, в то время как счета по всем расходам планомерно приходили к бессильным что-либо с этим сделать Филипам. Когда суд в конце десятилетия все-таки разобрался, что к чему, Филипы настолько увязли в долгах, что летом 2020-го продали отель инвестору, который там вокруг быстро все перекопал, за сумму, которой как раз хватит на, собственно, уплату долгов, а больше ни на что не хватит. Формально Дуркин по суду должен им еще 4 миллиона доларов, но, учитывая, что на его имя не зарегистрировано вообще никакой собственности, получить хоть копейку от него будет большой удачей.
Как и всегда в таких историях, задним числом даже непонятно, как люди вообще во все это впутались. Питчивший встречным и поперечным (и у многих выцыганивший-таки тысченку-другую долларов) свои многочисленные планирующиеся инвестиции в гостиницу Дуркин по всем рассказам говорил обтекаемо, описывал будущие доходы туманно, да и сам никакого такого уж сильного впечатления не производил. Малейшее подозрение, секундное недоверие, да просто пару минут в гугле превратили бы его из кошмара в комара. Одна прижимистая пенсионерка, ссудившая Дуркину вместо запрошенных 50 тысяч долларов 7 тысяч, к концу статьи даже большую часть денег получила назад – просто потому что не ленилась доканывать письмами и просьбами. В пропасть Филипов, как ни грустно это признавать, завела привычка жить хорошо и спокойно и собственные их мечты, что вот сейчас кто-то придет, вознаградит их за труды и разом разрешит все накопившиеся за годы проблемы (с кризиса 2008-го года доходы гостиницы падали, ну а в 2020-м, сами понимаете, какие у них перспективы в смысле туризма были) каким-то волшебным образом. Заставляет, что называется, задуматься.
Антон Серенков
Обложка: Юджин Котляренко
