Альбомы про еду и еще 4 развлечения выходных

Caldo Verde Records

 

 

За последние пять лет лицо современного фолка и просто большой поэт грусти Марк Козелек превратился из одного из самых захваленных прессой инди-музыкантов в одного из самых часто пинаемых и находящихся в длительной опале: в частности, издание Pitchfork поставило последним двум альбомам его группы Sun Kil Moon 2.8 и 3.2 из 10 соответственно. Карьера ветерана сцены Козелека и раньше переживала взлёты и падения, но это последнее пике – самое из них несправедливое.

 

Вышедшие с разницей всего в четыре месяца полуторачасовые пластинки «This Is My Dinner» и «I Also Want to Die in New Orleans», как сообщают критики, делают всё возможное, чтобы поиздеваться над слушателями. Песни здесь длятся по 10, 15 и даже 25 минут; речь в них идёт в лучшем случае о пересказе новости из телевизора о последнем на момент записи массовом расстреле или о надоедливом официанте, встретившемся Козелеку в день написания песни, или о каком-нибудь малозначительном эпизоде из общения с отцом; бубнит всё это Козелек на фоне усыпляющих инструменталов, заигрывающих с джазом и эмбиентом. В альбоме «This Is My Dinner», обладающем оценкой пониже (раньше критики только шутили, что Козелек поёт практически только о том, как завтракал и обедал, а теперь его альбом называется буквально «Это мой ужин»), таких раздражающих элементов особенно много: тут есть, например, песня, в которой Козелека так взбесил шумный больной ребёнок в самолёте, что он решил не только об этом спеть, но и провести половину песни, противно кашляя, как Линда Блэр из «Экзорциста»; ниже по треклисту Козелек исполняет дадаистский кавер на AC/DC, в котором не менее противно визжит, в результате доводя вокальные клише батиного рока до абсурдного предела, как какой-нибудь Тим Хайдекер. В том же 2018 году Козелек выпустил под собственным именем куда более конвенциональную и стройную коллекцию фолк-песен (которая получила в том числе и хороший балл от Pitchfork), и первая интуитивная реакция на эту ситуацию – это вопрос, почему он не мог выпустить под собственным именем коллекцию странных вымученных би-сайдов и дадаистских каверов, а фолк-песням в духе своего классического альбома «Benji» присвоить имя группы из одного человека Sun Kil Moon. Ответ на этот вопрос не тривиален.

 

Новый полноформатник «I Also Want to Die in New Orleans» как раз и был изначально анонсирован как новый альбом певца под собственным именем, а уже накануне выхода был переименован в альбом Sun Kil Moon. Звучное название пластинки Козелек придумал не сам, а позаимствовал у хоррор-рэперов Suicide Boys, и на эту деталь критики тоже любят указывать как на признак лени артиста. В искусстве, разумеется, количество затраченных художником физических усилий совершенно не обязательно пропорционально художественному успеху, и на чехарду с названием альбома и выбором псевдонима необходимо смотреть как на свидетельство большой уверенности Козелека в трудном материале. Выпустить очередную коллекцию хороших грустных фолк-песен под именем Sun Kil Moon было бы логичнее, но по сравнению с альбомом «Benji» именно эти песни и есть би-сайды; выпустить под основным псевдонимом бесструктурный, малопроницаемый мамблкор – это, если разобраться, настоящий художественный риск и сознательный поиск новых форм. Хорошая новость в том, что в последнем альбоме «I Also Want to Die in New Orleans» эту новую форму артист находит гораздо успешнее и последовательнее и с гораздо более эффективным художественным результатом, чем могло показаться издалека.

 

Собственно сюжетное наполнение песен Марка Козелека – это на данный момент действительно что-то вроде готовой для конвейерного производства модели. Возьмите рассказ о туре в приятной скандинавской стране с обязательным описанием номера в отеле и дословным пересказом разговора с промоутером, продолжите отчётом о просмотренном фильме или прочитанной книге, закончите признанием о том, как очередная трагедия из телевизора разбила вам сердце. В пользу Козелека здесь играют два фактора: во-первых, он от природы одарённый рассказчик и остаётся им даже в таких узких рамках гиперреалистической автобиографии (стоит отметить, что даже фраза из названия альбома «Это мой ужин» отсылает не к ужину Козелека, а к моменту, когда одна бедная скандинавская промоутерша показала пальцем на «Сникерс» и сказала, что это весь её ужин), а во-вторых, он гениально эту болтовню монтирует. Никто кроме Козелека в одной песне не способен перейти, скажем, от искренне озлобленного ворчания о Трампе к нежнейшему пересказу сна о собственной девушке.

 

Вкупе с предсказуемо изумительными мелодиями и бесконечной грустью в простых инструментах (в качестве приглашённых звёзд в этот раз выступили саксофонист с альбома Боуи «Blackstar» Донни МакКаслин и барабанщик из инструментального трио «Dirty Three» Джим Уайт) всегда занимательная работа артиста по превращению личного сырого опыта в поэзию с минимальными формальными условностями выглядит не просто доблестно, но и поистине волшебно. Возможно, именно тезис о том, что такая моментальная автобиография по умолчанию является занимательной и доблестной, и вызвал самые большие сомнения у музыкальных критиков. Проблема, вероятно, лежит и в том, что последние, не разбираясь, подгоняют услышанное под неродные лекала фолк-песен: на самом деле ближайшие жанровые аналоги здесь находятся не в знакомой этим журналистам сфере популярной музыки, а скорее где-то в литературе или, например, комиксах. Похожий с Козелеком творческий путь прошла комиксистка Габриель Белл, заменившая в течение десяти лет аккуратные цветные рассказы, где лирическая героиня от скуки превращалась в стул (по нему снял свой знаменитый сегмент в альманахе «Токио» режиссёр Мишель Гондри), на малопроницаемые чёрно-белые каракули, в которых делилась самыми сиюминутными, необдуманными страхами и переживаниями, и оправдывалась прямо на странице о том, что рука дрожит, потому что в самолёте неудобно рисовать (у Козелека на предпоследнем альбоме тоже есть песня, которая заканчивается словами о том, что это едва ли вообще получилась песня, а концовка, мол, ещё хуже, так как только что подошёл стюард и заставил закрыть ноутбук, не дописывая текст).

 

В общем, новые альбомы Sun Kil Moon – это подтверждение того, что в вопросе наслаждения искусством часто важны не столько художественные методы создания искусства, избранные автором, сколько способы поглощения этого искусства, доступные отдельно взятому зрителю. Кто-то в этих альбомах услышит малозначительное бубнение, которое и песнями-то не назвать, а кто-то в пост-песенном автобиографическом эмбиенте почувствует свежесть переживаний и поэтическую прямоту. Для последних есть хорошая новость: одиннадцатый за пять лет томик Козелека уже анонсирован на октябрь – интересного искусства слишком много не бывает.

 

Никита Лаврецкий

 

 

HBO

 

 

На канале HBO завершился показ третьего и последнего сезона автобиографического драмеди стендап-комика Пита Холмса «Crashing». Мы называли его «самым уютным ситкомом нашего времени», но по факту с каждым сезоном сериал только пуще расцветал, и к концу превратился из просто уютного ситкома в точнейший и очень честный портрет молодого художника, медленно строящего свою карьеру по законам реального мира. Именно эти законы в пользу сладких голливудских клише игнорирует другой знаменитый ситком про стендап «Удивительная Миссис Майзель»; именно такой честный портрет хотела было нарисовать Лена Данэм в своих «Девочках», но сдалась на полпути.

 

Карьерная лестница Холмса выглядит нетипичной для кино, но очень узнаваемой из жизни: она бесконечная длинная и с очень низкими ступеньками (за первые лет эдак семь стендап не приносит Холмсу не копейки, а содержит его все эти годы жена); к тому же она настолько закрученная и кривая, что увидеть, что ждёт за ближайшим поворотом, решительно невозможно (Холмс постоянно соглашается на обманчиво перспективные подработки, а все по-настоящему прорывные предложения из-под его носа в последний момент выхватывают более обаятельные и удачливые коллеги; Холмс знакомится со многими нью-йоркскими стендап-комиками, но большая часть знакомств ему практической пользы не несут – в отличие от миссис Майзель, в первой же серии встречающей Ленни Брюса, который её к концу сезона выводит на большую сцену).

 

Посыл Холмса правдив в своей банальности: ну кто же поспорит, что терпение и труд всё перетрут. Действительно увлекательной штукой сериал «Crashing» делают маленькие обаятельные детали (вроде камео известных и не очень стендаперов, играющих просто самих себя без лишней карикатурности) и общая лёгкость руки сценаристов (кроме Холмса, к половине серий приложился сам Джадд Апатоу – показательно, что сериал лаконично закончился на третьем акте, как и его недавняя прекрасная «Любовь»). Отдельным приятным бонусом идёт скромная романтическая линия, оттеняющая главную линию с работой: ну в каком ещё американском ромкоме вы увидите, что в конце концов герой остаётся не с маниакальной красоткой, взорвавшей сюжет на полсезона, а со скучной бывшей.

 

Никита Лаврецкий

 

 

Humble Bundle

 

 

Конец 80-х, дышащая на ладан под ударами мигрантов, ну или собственных фашиствующих политиканов, это уж как вам угодно посмотреть, альтернативная Британия вдруг принимается делать финты Британии из нашей реальности: вводит адскую систему слежки за гражданами и приготовляет закон о полной изоляции от остального мира. Ситуация накаляется после взрыва, совершенного иностранцем, и только удачное интервью известного по книжке о войнах на Ближнем Востоке журналиста может спасти ситуацию. Журналист приходит на интервью на час раньше положенного, чтобы как следует обшмонать здание на предмет секретной информации.

 

«The Occupation» содержит ровно час геймплея, который в одиночку вытаскивает и вот этот вот идиотский, неуместно (если вы думаете, что игра даст сколь-нибудь широкую картину жизни вымышленной страны или хотя бы правдоподобно обрисует политические интриги, то вы ошибаетесь) политизированный сюжет, и баги, и неряшливый стелс, и остроумно задуманную, но посредственно осуществленную систему передвижений персонажей по карте (вроде нужно подкарауливать, когда охранник покинет помещение, чтобы помолиться, но по факту врываться на пост необязательно, а можно просто зайти туда, когда он вернется, следом и все осмотреть просто из-за спины ничего не замечающего человека): ровно один час реального времени с трех до четырех часов дня вы вольны делать, что заблагорассудится в превосходно нарисованном, залитом теплым солнечным светом и доверху набитом тайничками, сейфами, дискетами, паролями и копировальными машинами здании, а потом, чем бы час ни занимались, пойти на интервью, ну а там уже действовать по обстоятельствам.

 

В эти лучшие минуты игра соединяет в себе самые сильные стороны «L.A. Noire» и «Alien: Isolation» и оказывается безупречным, удивительно свежим и странным триллером, в котором страх, трепет и восторг вызывают даже вещи вроде закрывания двери (все кнопки в игре работают с оттяжечкой и задержечкой – ни один ящик ни откроется быстрее, чем в жизни) или опускания жаллюзи. По-хорошему, час можно просто просидеть в фойе или толкаясь под ногами у методично выпроваживающего вас вон охранника – «The Occupation» стоически сделает вид, будто никакого такого контента вы не пропустили. Увы, все, что творится вокруг этого часа (прежде идут две тренировочные локации, после начинаются неинтересные головоломки с пересыланием дискет пневмопочтой) не дарит ни чувства вседозволенности, ни напряжения, ни эмоциональной вовлеченности в историю. Для крошечной студии – это и так огромный успех, ну а будь в ее команде талантливый рассказчик, вышла бы просто моментальная классика.

 

Антон Серенков