Порнография для школьников и еще 5 развлечений для всех остальных

Лентяйский отдел «Как тут жить», как обычно, выбрал лучшие сериалы, фильмы, альбомы и игры вам на выходные.

 



 

 

Альбом «31»  

Арсений Креститель

 

Весной 2009-го никому не известный инди-рокер из Санкт-Петербурга Арсений Морозов выложил в жж-сообществе, посвященном утечкам свежей, англоязычной в основном музыки, свой сольный альбом, где нарочито плохо пел русскоязычные каверы на зарубежный инди-рок, паясничал над песнями «Машины Времени» и «Аквариума» и исполнял несколько собственных, на удивление внятных и цепких песен. К лету существовавшая лишь по названию группа Padla Bear Outfit стала реальной, а к зиме наштамповала еще три больших альбома пугающе быстро улучшающегося в творческом смысле материала.

 

Padla Bear Outfit как бы продлевала в настоящее короткий панк-период «Аквариума» начала 80-х, с избыточной цитатностью, сырым и суровым звуком и при этом с многозначностью язвительных текстов. Морозов орал: «Кто бьет свои бошки из гипса об мраморный академический пол? / Кто рок-н-ролл? Кто рок-н-ролл?» – и литературность слога встряхивала сильнее, чем смогла бы обычная панковская матерщина. Посредственному артисту кажется, что для возмущения слушателя достаточно пропеть, что кто-то сосет, но Морозов сразу знал, что гораздо сильно шокирует, если сосать будет лебединая сталь из самой хрупкой песни «Аквариума» самого хрупкого периода.

 

Истошность собственного материала Морозову быстро стала ненавистна, через пару лет он группу закрыл и завел гораздо менее амбициозную гаражную группу Sonic Death. В середине уже нашего десятилетия вдруг оказалось, что именно такой едкий и холодный танцевальный русскоязычный рок, какой Морозов сформулировал в 2009-м, лучше всего заходит в небольших клубах России, Украины и Беларуси, а самопародийный материал его первых записей – это в точности то, чем, например, прославилась позднее певица Монеточка.

 

Свежий альбом Морозова под его самым удачным в жизни псевдонимом Арсений Креститель полемизирует с более удачливыми последователями уже в названии: «31» – это возраст Морозова, да, а еще второй альбом «пасош» назывался «21». При этом Морозов не столько пытается альбомом обналичить какие-то вроде как полагающиеся ему чеки, сколько впервые с 2009 года добавляет новые краски в палитру русского инди-рока. В отличие от нигилистической музыки, которую он играл тогда, «31» – позитивный и даже счастливый альбом. Его классические язвительные панчи вроде «Старые уроды сами виноваты в том, что постарели / Зато ты до сих пор работаешь диджеем» и «Я больше не хожу на уличные акции / Я понял – я здесь власть» соседствуют тут с «Я не прощу тебя, потому что это скучно / Все прощают всех из-за равнодушья» и прямо нежными, буквально любовными текстами песен «Дабл Трабл» и «Мой вейп».

 

Неизбежным пороком чрезвычайной производительности Морозова всегда была композиционная лень: придумав вокальную или гитарную мелодию, он обычно просто повторяет ее по кругу, не думая усложнить или обыграть. Поэтому его записи легко ранжировать просто по звуку: чем лучше и находчивее звук его группы в конкретный период, тем меньше ленивая мелодика будет резать глаз и тем лучше выйдет альбом. «31» звучит немножко как Мак Демарко, немножко как группа Real Estate, немножко как последние, самые чистые записи группы Girls – иначе говоря, идеально для погруженного в свои размышления и воспоминания тридцатилетнего инди-рокера. В лучшие моменты (волшебный медляк «Бен Хорн», вздыхания по нулевым «Строкс», которые заканчиваются цитатой знаменитой коды из «Hard To Explain», двухчастная сюита «Одиноко С Тобой» / «Озеро слез») музыка Морозова вновь, как в 2009-м, звучит не собранием находчиво состыкованных приемов англо-американского инди-рока, а бесконечно свободно и интимно.

 

А. С.

 
 

 

 

 

 

 

 

 

 

Фильм «Детки-разрушители»

Режиссер Тэцуя Марико

 

Сёта уже давно привык видеть своего старшего брата Тайру участником бесконечных драк с местной шпаной. Во время очередной потасовки, за которой Сёта наблюдает с противоположной стороны гавани, в избиение Тайры вмешивается его приёмный отец, который просит Тайру пересмотреть своё поведение, но, кажется, уже слишком поздно: сын его не замечает и бодрым шагом уходит вслед за нападавшими. Пока Сёта на пароме доплывает до места драки, его закадровый голос безнадёжно сообщает, что это был последний раз, когда он видел своего пропавшего без вести брата.

 

Следующие полтора часа фильма – это беспрерывная хроника рукопашного насилия, совершаемого Тайрой после ухода из дома. В отличие от других подростков-нигилистов из нетфликсовской сенсации «The End of the F***ing World», чей нигилизм в конечном итоге оказался чистой воды позерством, Тайра не обладает скрытыми мелодраматическими мотивами. Он просто затевает драки со всеми прохожими без разбора – драки брутальные, реалистичные, мастерски снятые длинными дублями (в конце девяностых бескомпромиссный американский режиссёр Хармони Корин пытался снять аналогичный документальный фильм, но забросил проект из-за многочисленных травм и ареста; за кино «Детки-разрушители» Корин наверняка был бы горд – Тайра падает лицом на асфальт буквально десятки раз и каждый раз встаёт, заразительно улыбаясь разбитым ртом). Рутину боёв разбавляет трусливый Юя – один из компании школьников, на которых Тайра нападал в начале фильма, решивший присоединиться к его одиссее через торговые центры и тусовочные улицы, чтобы снимать происходящее на телефон и время от времени тоже с кулаками нападать на прохожих – в случаей с Юей это исключительно девушки.

 

Как и героям-англичанам из «The End of the F***ing World», живущим на острове Сикоку японцам в «Детках-разрушителях» далеко сбежать из своих жизней не получается, а происходящее внутри головы Тайры так и остаётся мучающей зрителя тайной. При встрече с действительно страшным насилием он лишь хитро ухмыляется кривой улыбкой Сида Вишеса, выглядывая из-под очков рэпера Фейса, от чего становится действительно не по себе.

 

Н. Л.

 

 

 

Сериал «Баскетс»

 

Чип Баскетс, никогда не улыбающийся пухлый мужчина с ужасно грустными глазами, всю жизнь мечтает стать клоуном. Вылетев из элитного колледжа клоунады в Париже (Баскетс ни слова не понимал по-французски, поэтому учеба давалась тяжело) и поработав поочередно на родео, в бродячем цирке и в русском цирке, он оказывается на позиции старшего менеджера по клоунаде в том же родео, где он уже работал, только с собственной матерью в качестве начальника. 

 

К третьему сезону «Баскетс» здорово изменил смысл своего названия: сейчас это не сериал про борьбу полусумасшедшего Чипа с миром скуки и посредственности, а сентиментальная сага семьи Баскетс – тоже полусумасшедшего, но по другому брата-близнеца Дэйла, матери Кристин и как бы суррогатной сестры Марты Брукс. Чип превратился в чувствительного и раздавленного жизнью до состояния прямо уже приплюснутости протагониста, который безуспешно пытается выручать из неприятностей своих еще не избавившихся от иллюзий родственников. В первой серии третьего сезона Дэйл покупает для выступлений совершенно диких и неприрученных коней, которых нечестный торговец накачал наркотиками, а во второй Кристин пытается влезть в новое платье перед интервью на местном канале, не замечая, что и шить-то уже не умеет.

 

В любом другом сериале такая смена фокуса считалась бы просто формальным приемом, призваным сделать интересным героев и ситуации, которые мы уже видели, но «Баскетс» каким-то волшебным образом выглядит не набором скетчей, связанных сюжетом, как более-менее любой комедийный сериал, а абсурдистской, в гоголевском духе поэмой, где, так уж получилось, полно смешного. Зак Галифианакис, который убийственно хорош в обеих своих ролях, обе играет как вполне настоящие драматические партии. Луи Андерсон уже который год создает один из лучших женских образов на телевидении вообще, не только в комедиях. Поразительный сериал. 

 

 А. С.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Комикс «Sleepwalk and Other Stories»  

 

Кажется, у каждого поклонника знаменитого инди-комиксиста Эдриана Томинэ найдётся своя собственная любимая книга меланхоличного автора: будь то сдержанный и зрелый сборник рассказов «Killing and Dying», реалистичный роман про конец отношений «Shortcomings», четыре подлинные трагедии в смоллтоках из сборника «Summer Blonde», короткие зарисовки из мира тинейджеровской апатии «Sleepwalk and Other Stories» или даже расхлёстанная и лёгкая антология собственного подросткового творчества «32 Stories» (да, такое мнение тоже встречается). И пусть «Sleepwalk and Other Stories» и не достигает качественной выдержанности более поздних работ, совершенно очевидно, что уже здесь Томинэ удалось довести до совершенства свою формулу, когда ничего особенного вроде бы не происходит, но все равно на душе становится очень грустно.

 

Например: молодой человек опаздывает на самолёт и проводит дополнительный день в своём городе, не рискуя заходить в гости к девушке или друзьям (заново прощаться было бы невыносимо неловко), и вместо этого предаваясь непереводимому с японского чувству сладкой ностальгии – «нацукасии». Истории про молодую продавщицу, помогающую слепому покупателю, и подростка, прощающегося с коллегами со своей непримечательной работы на лето, наполнены похожей светлой грустью, однако в лучшие моменты сборника в ход идут куда более сложные механизмы. В истории про сестёр-близнецов «Дилан и Донован» (родители-хиппи назвали девочек в честь двух самых знаменитых фолк-исполнителей) папа берёт дочек в поездку на фестиваль комиксов, и всё происходящее сводится к тому, что сёстры с нейтральными выражениями лиц не отвечают на наивные попытки отца построить с ними эмоциональную связь. Речь здесь не идёт об онемевших в эру постмодернистского цинизма человеческих чувствах, скорее наоборот – происходящее внутри голов героев говорит как раз об их повышенной чувствительности, и Томинэ удаётся уловить тот дух эпохи зарождающейся новой искренности, с учётом которого в последующие годы построит свой киномир режиссёр Уэс Андерсон. В конце истории эмоциональной разрядки так и не происходит: Дилан, может, и хотела бы обнять своего папу и сестру, но предпочитает промолчать, опасаясь того, что сцена превратится в слащавый ситком; если это не квинтэссенция трагедии постмодернизма, то что?

 

Н. Л. 

 

  

 

 

 

 

 

 

 

 

Игра «Subnautica»

 

Человеческий космический корабль входит в атмосферу удивительно похожей на нашу планеты с безбрежными голубыми морями, зелеными растениями и совершенно пригодным для дыхания воздухом, только чтобы вдруг загореться и рухнуть на обширный коралловый риф. Игрок в обличие безымянного робинзона приходит в себя внутри удачно катапультировавшейся спасательной капсулы, тушит пожар и выбирается наружу скупнуться.

 

«Subnautica» – один из множества симуляторов выживания, захвативших огромный сегмент рынка видеоигр после успеха «Minecraft». Игра, как принято в жанре, пару лет находилась в доступе для всех желающих и за это время, как опять же принято, стартовый коралловый риф оброс множеством соседних локаций, механики пообтесались и стали удобнее, а недавний официальный выход добавил в игру самодельную ракету, на которой всего добившийся игрок теперь может с планеты наконец улететь.

 

Это была информация для тех, кто интересуется играми, а теперь информация для тех, кто интересуется поэзией. С самой первой секунды, с самого первого нырка (гул погружения отдается в барабанных перепонках, звуки теряют резкость, а движения обретают вязкость), с самого первого ракурса, в котором из-под обросшей подводными грибами коряги на вас выползает чуть расплющенное пятью метрами мелководья над вами огромное инопланетное солнце – с самого начала «Subnautica» вызывает те ощущения ужаса, восторга и сжигающего любопытства, какие разве что в детстве вызывал «Робинзон Крузо». Тут можно ловить рукой рыб и есть прямо сырыми (это невыгодно – лучше готовить в своей капсуле – но разве можно удержаться). Можно собрать подводную базу, как в шпионских боевиках, а можно собрать надводный хайтек-дом с офисной мебелью и грядкой инопланетной картошки вместо телевизора. Можно заплыть в жерло едва потухшего вулкана, населенное неслыханными монстрами, а можно пару десятков часов просто нежиться на солнышке.

 

В «Subnautica» – удобный и логичный крафтинг и превосходно выписанные локации, но ее реальная сила находится в области тонкого мастерства рассказа. Как Дефо выстраивал психологический триллер вокруг вытягивания сундука из разбитого корабля на берег, так игра создает напряжение не столько даже адски увлекательными поисками других уцелевших пассажиров, сколько просто тем, как сгущается непроглядная тьма над вами по мере погружения в очередную, может быть, ничего и не таящую пещеру. После бессмысленно шумных якобы приключенческих современных сериалов и фильмов эти мгновения дистиллированного трепета перед неизвестностью переживаются особенно остро.

 

А. С.

 

 

 

Статья про влияние порнографии на американских журналистов

 

Очевидно, что мы переживаем грандиозный сдвиг в отношении к сексуальности. Происходит он почти исключительно в США, но как обезглавливание короля Франции в конце XVIII века на сто с лишним лет определило политическую жизнь всей Европы просто по причине французского могущества, так же и статьи про Харви Вайнштейна, возможно, скоро будут разыграны у вас на кухне, хотите вы того или нет.

 

Свежий огромный материал New York Times называется «Чему учатся подростки у порнографии?». Автор подшивает к своим разговорам с несколькими мальчиками и девочками, посещающими спецкурс обычной бостонской школы, призванный снизить сексуальное насилие, интервью с некоторыми специалистами (преподаватели сексуальной грамотности, производитель феминистической порнографии) и кое-какую статистику. Вся часть со статистикой заботливо вынесена редакцией в отдельный тест, честно говоря, если вам нужна какая-то информация, то лучше сразу туда и перейти, потому что статья никуда особенно не ведет и только нудно рассасывает негустую фактическую базу и немногочисленные тезисы.

 

Тезисы сводятся к тому, что люди обижают друг друга во время секса из-за неправильного представления о нем. Мальчики не знают, что девочки не будут автоматически получать удовольствие, раз уж они получают, а девочки думают, что связывание – это очень хорошо, просто потому, что об этом пела Рианна. Затем, приняв за доказанный факт то, что ровно эти ценности пропагандирует вся порнография (неловкость в том, что опрошенные школьники, даже сохраняя анонимность, не могут ссылаться на кокретные ролики, потому что несовершеннолетним их смотреть запрещено), статья бросается выяснять, как же тогда можно пропагандировать им взаимоуважение и заботливость и, конечно, заканчивает тяжелыми ералашевскими сценками о том, как старшеклассникам показывают фотографии членов и заставляют эти члены хором называть.

 

Из статьи не ясно, есть ли, собственно, какая-то корреляция между просмотром порнографии и отношением к сексу. Вроде как это так же самоочевидно, как и то, что, например, фильм «Чудо-женщина» увеличивает зарплату женщин и делает их увереннее. Ни разу даже не упоминается самый интересный вопрос: как относятся карикатурные типажи, реакции и модели поведения к своим реальным прообразам? Как соотносится похожая скулами, стрижкой и манерой поджимать губы, когда смеется, девушка из ролика с реальной одноклассницей? Как комикс, просто проговаривающий с табуретки некоторые лозунги, засчитывается прессой за произведение искусства, так же и карикатура на специфические и многоуровневые переплетения фантазий и вожделений автором засчитывается за инструкцию по трению половых органов друг о друга, которую можно просто директивно исправить.

 

 А. С.

 

Фото: vk.com/arsenij_the_baptist, Tokyo Theatres K.K., FX, Drawn and Quarterly, Unknown Worlds Entertainment, The New York Times (Sara Cwynar) 

Поделиться
Сейчас на главной
Показать еще   ↓