Редакция «Как тут жить» вместе с Samsung Galaxy Z Flip3 выбрали для вас, что почитать, послушать, посмотреть, в общем, как развлечься на этих выходных прямо в смартфоне.
Альбомы «Live in Stuttgart 1975 / Live In Brighton 1975»
Can
Spoon Records
Канонизация великой группы Can произошла в 90-е, через 20 лет после пиковых лет их творчества, и поэтому многие записи, которые ей как великой группе полагаются, входят в оборот, уже когда большинство участников умерли.
Например, только на переиздании альбома «Tago Mago» 2011 года официально вышла концертная запись того состава Can, который этот альбом и записывал. Звучит как не очень большая проблема, но это только если вы ничего о Can не знаете: вся магия превосходных и местами до сих пор гениальных альбомов Can 70-х заключается в том, что они представляют собой остроумно состыкованные коллажи отдельных фрагментов многочасовых студийных импровизаций группы. Правильная форма переиздания любого классического альбома Can известна по идеальным переизданиям пластинок их художественного ориентира, титана импровизационной внежанровой музыки 70-х Майлза Дэвиса: 5-6 дисков в хронологическом порядке расположенных неотредактированных импровизаций и потом один диск, собственно, получившейся при монтаже музыки. У Can же до начала 2021-го был двухчасовой сборник живых выступлений разных лет просто вперемешку, записи на радио у Джона Пила, ну и вот бонусный диск к «Tago Mago».
Во многом проблема, конечно, просто в том, что Майлз Дэвис в 70-е вкатывался суперзвездой, а Can к моменту канонизации большую часть своих неопубликованных записей уже и сами забыли. В 2012-м вышел трехчасовой сборник «The Lost Tapes» на котором находились просто-напросто забытые в архиве старой студии полноценные студийные записи группы времен расцвета. В 2021-м наконец вышли первые официальные записи полноценных концертов группы, и сделал их, что бы вы думали, наконец появившийся к 75-му у группы фанат, который просто стоял на концерте в пальто, где в кармане лежал магнитофон. Тем ценее, что записи этих двух концертов изумительно хороши и продлевают период пика всемогущества группы еще на пару лет: раньше считалось, что после 1974-го Can сдулись, но еще на хэллоуинском концерте от 1975-го в Штутгарте группа хороша как никогда.
Концерты легко отличать друг от друга. В Штутгарте Can играли вариант пещерного прог-рока, студийным исполнением которого, собственно, в основном и знамениты. В Брайтоне была более аморфная программа, что-то вроде десексуализированного фанка. И там и там у группы неестественно ярко для рок-групп и просто противоестественно для рок-групп 70-х выставлена ритм-секция, целые фрагменты лишенных вокала, чисто инструментальных вещей похожи на гулкие даб-ремиксы фьюжн-джаза или монотонного отрывистого рока в духе Velvet Underground образца 1969-го. Собственно, группа саморемиксы на концертах и играет: если перед альбомами вы просто освежите в памяти «синглы» (комически неуспешные при жизни группы трех-четырехминутные обрезки их самых ярких композиций) по сборнику 2017-го года, то легко узнаете в штутгартсткой «Eins» дурацкое диско «I Want More», в брайтонской «Drei» – мерцающее регги «Dizzy Dizzy», в брайтонской «Vier» – прото-глитч-хоп «Vernal Equinox» и так далее.
В динамике, предоставленные сами себе и без поддержки монтажных техник участники Can завораживают даже сильнее, чем в записи. Барабанщик Яки Либецайт и на студийных версиях часто звучит как путешественник во времени, но когда слышишь, что он вдруг выходит на совершенно хип-хоповый брейкбит, или начинает стучать, как будто живьем исполняет какое-то техно, это непроизвольно вызывает оторопь. Остальные участники группы живьем не настолько безоговорочно хороши, но чем дальше уходят от принятых в импровизационной музыке своей эпохи штампов (запилы, какафония, джемовый угар), тем звучат лучше.
Главным итогом концертов оказывается то, что Can на них звучит уже не странным рок-подражанием Майлзу Дэвису, а полноценным, доведенным до логического конца приемником его некоторых приемов и философии. Если на концертах того же 1975-го года группа Дэвиса играла самый забойный фанк-рок в своей истории, почти совсем забросив более тонкие грувовые и эмбиентные вещи, то Can наоборот к 1975-му даже свои ранние хиппи-вещи научились растягивать и переплавлять в тягучие, гибкие, безразмерные композиции-картины. Современники сравнивали Can с Дэвисом всегда не в их пользу: их фанк был не такой грувовый, джаз не таким забористым, рок не таким громким, и вообще в их музыке не было секса. Сейчас, когда очевидно, что ритмичная музыка может быть прямо асексуальной, как целые разделы техно, видно, что Can не дожимали специально, и их ускользающая, увиливающая даже на максимуме громкости музыка в каком-то смысле более сексуальна, чем плотская, часто прямо похотливая, но от того слишком прямолинейная музыка Дэвиса.
Пишут, что эти два концерта ко всему еще и только начало большой серии концертников Can. Может, такими темпами они дискографию Дэвиса однажды и вообще перегонят.
Антон Серенков
Фильм «Последние парижане»
реж. Аме Бурокба, Экуэ
Отсидевший два года за наркоторговлю парижанин теперь фланирует по бульварам и улочкам между баром, куда его устроил старший брат по условиям условно-досрочного освобождения, и местами, где можно поднять нормальные деньги. Он уже связался с прежними корешами, но пока они только пьют пиво под телеком с матчем «ПСЖ» или катаются на джипе туда-сюда. Брат не хочет давать парижанину распоряжаться баром нормально, в соответствии с требованиями времени, а ведь парижанин в нужное время занес ему 50 000 евро, добытых на наркотиках, чтобы брат этот бар смог купить. На горизонте появляется мажорного вида организатор вечеринок в Майами и Дубае, и все чувства парижанина обостряются.
У группы «Каспийский груз» был альбом «Саундтрек к так и не снятому фильму», но фильм по их песням вообще-то как раз в том же 2017-м и вышел на экраны – просто во Франции. «Последние парижане» полностью состоят из сцен, которые песням Брутто и Веса придавали такую правдоподобность и которых обычно в криминальных фильмах почти не бывает. В какой-то момент начинает казаться, что режиссеры просто экранизируют «Цветы, обменник, ломбард»: «Нам никуда не надо, но мы едем куда-то / В нашем салоне пахнет сигами и не только / Встретились с барыгами и не только», «Вспомнили должников, исполнили на лету / Заехали к ним домой, устроили суету / Посадили их за столом, вы*вались стволом/ Забрали себе свое» и так далее, только шаурму почему-то в кадре не едят. Довершает аналогию то, что два режиссера – это французские рэперы, один черный и покрупнее, второй небольшого роста араб. То есть – Брутто и Весъ, буквально.
Как и лучшие песни «Каспийского груза», «Последние парижане», собственно, рассказывают не имеющую отношения к криминалу историю. Опасный зэк в исполнении интеллигентного вида актера Реды Катеба, как мы быстро понимаем, – просто наивный обиженный мальчик, даром что сорока лет, который до сих пор злится на брата, что тот уехал из их Кунцевщины в Париж работать и оставил его полусиротой с теткой. Первый же хладнокровный хищник обведет его вокруг пальца, только лишь поманив обещанием относиться к нему серьезно, как к взрослому. Его жизнь после тюрьмы – это томительные каникулы в быстро теряющем лицо под напором вэйп-шопов, суши-баров и веганских кафе для туристов старом Париже, Париже, где когда-то каждый бар был пенсионным накоплением завязавшего медвежатника, Париже из фильмов про Лино Вентуру и Жана Габена. Новые преступники выглядят вообще не так, вот он в конце и садится в лужу, просто не поняв, с кем имеет дело. Фильм заканчивается буквально тем, что казавшиеся нам такими опасными вначале бандиты сидят где-то на их бульваре Шевченко и, хихикая, как старшеклассники, пьют коньяк из горла.
Перфоманс Катеба и общий тон как бы вывернутого наизнанку жанрового фильма сильно напоминают «Неограненные алмазы» братьев Сафди, и в сравнении сильные стороны неброского фильма Амэ и Экуэ видны особенно хорошо. Там, где Сафди, поманив зрителя вроде как большей, чем принято, реалистичностью с головой бросались в традиционный киношный саспенс ради саспенса и высасывали конфликты из пальца, «Последние парижане» честно находят драму просто в судьбах своих сомнительных героев, в их печальных жизнях, несбывшихся мечтах, мелких радостях и глупостях, и, когда история заканчивается, не приделывают к ней киношно-эффектную развязку, а просто оставляют разочарованных, но и, конечно, поумневших на собственных-то ошибках героев жить дальше, как смогут.
Антон Серенков
Cериал «Садоводы»
Англичане Сюзан и Кристофер Эдвардс пытаются ужиться во Франции. Жена расслабленно, но с немного блаженно-испуганным взглядом прогуливается по улицам Лиля из фильмов и покупает очень дорогие раритетные кинопостеры старых вестернов, которые не может себе позволить, пока муж безуспешно пытается получить очень хорошее место работы, как будто не зная французского языка. В очень плохо выглядящей квартире, вполне похожей на следственный изолятор, нам что-то не договаривают, пока семейная пара читает присланное Жераром Депардье им письмо с вложенными 100 евро в конверте. То вроде ругаются, то вроде более идеальной пары не найти. Потом муж в очень странном звонке своей мачехе зачем-то расскажет, где они, мачеха сообщит в полицию, и через пару странных, вежливых и смешных писем по электронной почте пара вернется в Англию, чтобы оказаться под допросом и в итоге сесть в тюрьму за двойное убийство родителей жены.
«Садоводы» основан на реальных событиях. И, кажется, что для сериала это криминальное дело не настолько увлекательное, чтобы прямо четыре серии снимать и смотреть, ну новостной сюжет в десять минут, ок. Но автор сериала Эд Синклер и режиссер Уилл Шарп делают из этой простой на поверхности таблоидной истории душераздирающую психологическую драму, совершенно не в том банальном смысле, как можно представить себе «психологическую драму».
Даже если не понимаешь, фанаты какого фильмы тут должны завизжать от восторга, все равно страшно приятно
В сериале идет классический судебный конфликт между нарративом обвинителя (практически однозначно убедительным) и нарративом самих подозреваемых (менее убедительным, чтобы прямо появились вопросики). Но авторов сериала увлекают не столько факты и делопроизводство (хотя это позвоночник сюжета), сколько декодинг истинных мотивов подозреваемых, из которых складывается очень человечная, полная сочувствия и понимания история. Благодаря неспешным уточнениям вроде «а зачем муж вообще позвонил?», «а муж вообще хочет получить работу?», «а зачем они вернулись?» появляется третий нарратив. В нем кажется, что все их действия, несмотря на заявленное желание избежать правосудия и очистить свое имя, подсознательно вели их прямиком к тюрьме, потому что их забота друг о друге насколько сильная, настолько и больная из-за пережитых личных семейных трав, что ради приличия и рассудка это пора было все заканчивать.
Очень интересно выглядит визуальная интонация двух нарративов. Если все сцены с семейной парой выглядят, как французская мелодрама и романтический фильм, то все сцены с полицейскими выглядят практически как британский ситком. В первых сериях это сильно бросается в глаза и даже минимально не раздражает. А по мере продвижения сюжета визуальная интонация не только будет стираться, но и сильнее отлетать куда-то совсем в фантазии (через которые и пытались показать внутренние мотивации героев), чтобы в конце история открытым текстом заканчивалось сонной пародией на вестерн. Это должно объясняться тем, что главная обвиняемая влюблена в старые голливудские вестерны и французские фильмы, режиссер снимает самые шаблонные сцены документалок и криминальных историй с такими крутыми синематографическими приколами, что даже если не понимаешь, фанаты какого фильма здесь должны завизжать от радости, все равно страшно приятно.
Андрей Пожарицкий
Игра «Wytchwood»
Alientrap
Ведьма на курьих ножках просыпается после долгого сна от звуков что-то жующего козла. Козел жует ведьмин гримуар, а, дожевав, откашливается и противным человечьим голосом сообщает, что все еще ждет причитающиеся ему 12 душ. Каких душ? Ведьма не помнит никакого договора, скрепленного кровью? Может, она тогда и про спящую красавицу, на которую козел менял души, забыла? Ведьма забыла все на свете и даже все заклинания, и теперь, чтобы хоть как-то во всем разобраться, ей придется просто бегать и добывать дьяволу причитающиеся души, а дальше как пойдет.
«Wytchwood» проделывает крайне опасный трюк: в игре нельзя драться, можно только оглушать или заколдовывать опасных противников при помощи магических артефактов, которые расходуют ресурсы. То есть после каждого «боя» вы оказываетесь или перед угрозой, или прямо перед необходимостью идти, чаще всего на другую локацию, восполнять только что потраченные ресурсы: копать глину, набирать воду, срезать головки репейника, собирать по лесу ветки. Даже по описанию легко догадаться, что победы в таких боях ощущаются часто как поражения, они не разрешают ситуацию, а будто наоборот усложняют, добавляют новые действия, да еще и такие, какие вы уже делали. Как вообще с такой механикой заставить игрока играть дальше?
Маленький триумф «Wytchwood» в том, что если большинство игр к бесконечному циклу гринда и крафта привязывают игрока необходимостью выживания и попросту этим вдавливают в пол какую-то доставшуюся нам от обезьян еще что ли базовую психологическую педальку, то «Wytchwood» честно держит удивительной красоты миром, похожим на ожившую книжку сказок, и мрачноватой, но забавной историей. Действительно, где-то к седьмой-восьмой душе вам, как ни старайтесь, захочется просто перестать мотаться между пляжем, кладбищем, городским рынком, полем и болотом, чтобы в очередной раз соорудить оглушалку для тыквоголовых мутантов, но потом будет опять встреча с козлом, и снова навалится острое желание узнать, так что там, черт возьми, за история приключилась со спящей красавицей, чем ей не угодили 12 несчастных (чьи истории мы, по сути, всю игроку поочередно и узнаем) и почему, собственно, у ведьмы на голове котел. Не все квесты одинаково хороши (первые четыре как будто интереснее остальных), но неинтересные легко прокликивать в ожидании интересных.
В игре почти нет пазлов (один раз подводный змей спросит, какие статуи находятся в разных локациях, но если вы не вспомните, то можно просто посреди разговора за минуту-две сбегать и посмотреть), так что, в сущности, если вам понравится вычесывать частой расческой все полянки, прогалины, овраги и колодцы, то может оказаться, что вы просто сходу наберете так много ресурсов, что вообще ни разу на квесте не споткнетесь. Какова вероятность такого расклада? Ну, так-то хомячение ресурсов просто про запас, пока хорошо идет – тоже какая-то базовая человеческая черта, так что вероятность большая. «Wytchwood», во всяком случае, создает полное этого впечатление.
Антон Серенков
Esquire
Летом 2020-го на острове Виналхэйвен у восточного побережья США компания местных жителей, расслабляющихся в свое свободное время, стала свидетелями преступления. Перевозбужденный молодой рыбак, которого все в компании, конечно, знали, резко подъехал к дому другого рыбака, тоже известного свидетелям не понаслышке, и принялся, высаживая дверь, орать, чтобы тот вышел. Другой рыбак вышел с топором. В дверях показался его девушка с ножом. «Дерись, как мужик, убери топор», – сказал первый рыбак. «Ах, как мужик он захотел!», – заверещала девушка и вломила ему в челюсть. Второй рыбак размахнулся и добавил топором. Первый рыбак сник, развернулся и поплелся к машине. Свидетели, увидев у него на шее протяженную темную линию, усадили его к себе и повезли в больницу. В дороге линия оказалась порезом, кровь хлынула потоком, и к больнице рыбак приехал трупом. Скоро состоялся суд, который вынес приговор: «Нет состава преступления». Что? Да! Выяснилось, что это была та самая самооборона, о которой мы столько всего читали в интернете.
Большая, но довольно бессобытийная статья американского «Эсквайра» превращает умеренно хайповое дело об убийстве Роджера Фелтиса в аналог вечера в паблике «Расеянство», ну или в компании сериала «Малыш Кенкен».
Сочувствующие написали в некрологах, что будут скучать по его вечным крикам «Опача!» и «Сасатб!»
Первым делом мы узнаем, что сразу после начала коронавирусной паники жители Виналхэйвена, увидев, что приехавшие на остров гости куда-то собрались уезжать, спилили им дерево у дома и заблокировали выезд. Сказано сидеть, так сидите, типа. Пришлось привлекать полицию с большой земли, которая установила, что раз приезжие ничем не больны, там и отъездом никакого карантина нарушить не могут. Собственный полицейский на весь остров был ровно один. Все время службы он занимался тем, что по кругу объезжал остров и глядел, что не так. В разговоре с журналистом он сейчас называет жителей острова «неспособными уяснить простые факты» и корит себя за то, что вовремя не арестовал человек 50, но в момент убийства он больше всего был поражен тем, что коллеги с большой земли приехали помогать ему не только одетые в костюмы, но и надушенные.
Погибший рыбак доставал всех знакомых на фейсбуке репостами кринжовых мемов, и даже сочувствующие в некрологах написали, что будут скучать по его вечным крикам «Опача!» и «Сасатб!». Рыбак с топором был его заклятым врагом, хотя трудно сказать, по какой конкретно причине. Вроде, говорят, они как-то не поделили место наживщика на одной очень выгодной рыбацкой шхуне, да так и сцепились с тех пор. Сама их работа, вопреки названию, имела мало общего с тем, что мы представляем себе при слове «рыбак». Так как ловили они в основном лобстеров, на которых нужно ставить ловушки по очень жестким правилам и на четко оговоренных территориях, то склоки им были прописаны самой профессией. В частности, наживщик, то есть человек, который сует в ловушки дохлую селедку, а потом достает из воды ловушки уже с лобстерами, мало что с ночи до следующего вечера возится в холодной воде с вонючими предметами, так еще и получает процент от общей выручки судна – то есть одна и та же работа на плохой и хорошей лодке приносит им совсем разные деньги. Немудрено тут сцепиться. Жуткий, грязный, глупый мир, из которого и выбывают люди глупо, придурошно и в пьяной драке.
Материал при этом снабжен фотографиями, да и сами легко можете погуглить виды: Виналхэйвен – живописный курорт, в сезон там живет в три раза больше людей, чем обычно. Иными словами, свинья везде грязь найдет, а с милым-то, небось, рай и в шалаше.
Антон Серенков
.jpg)
