Что посмотреть, послушать и почитать в эти прекрасные выходные.
Альбом «Властелин калек»
Saluki
Warner Music Russia
Битмейкер Арсений Несатый, выступающий под псевдонимом Saluki, прославился тем, что, едва окончив школу, за буквально пять минут написал бит для хита Pharaoh и Boulevard Depo «5 минут назад». Сколько-нибудь любопытную судьбу для Saluki этот бит предвещал разве что в моменты, когда бас угрожающе гудел в паузах. Больше было похоже на то, что Saluki – случайный юный имитатор постоянного битмейкера этих рэперов White Punk, сорвавший куш просто потому, что в 2016-м куш срывали все, кто рядом с Pharaoh проходил мимо. И вот, однако, Saluki выпускает первый сольный альбом в качестве русскоязычного рэпера (на английском-то он читал и в 2016-м), и это сразу – самый изощренный, музыкальный и при этом совершенно нетяжеловесный альбом, какой в русском рэпе вообще бывал.
По молодости Несатого его стиль легко формализовать как перечень влияний. У Pharaoh он взял заторможенную отрешенную читку, взрывающуюся когда надо эмо-скримерами. У Скриптонита, под впечатлением от которого он вообще увлекся русским рэпом, он позаимствовал жесткую привязку всех песен к груву и животной танцевальности. У группы Dopeclvb, которой еще в 2017-м он записал, например, стилизацию разом под старый хаус и старый драм-н-бас «Джунгли», Несатый перенял легкую, взбалмошную жанровую всеядность. Другое дело, что в пересказе теряется, как лихо Saluki мешает все это и еще гору всего в неповторимое варево.
Уже на прошлогоднем EP «Улицы, дома» он так лихо склеивал олдскульные сэмплы с трэпом, что на заглавной песне и «Голова болит» был похож на выкормленного творожными сырками и клубной музыкой русского RZA (на «Властелине калек» в таком же стиле выполнен сингл «Тупик»). Отчетливо под ледяной фанк Скриптонита сделана песня «Улыбка» (которую Скриптонит даже помогал Несатому сводить), но, скажем, тоже скриптонитовская «Пьяный весь район» так компактно на бегу пересказывает «Танцуй сама» и целиком альбом «Уроборос», как реальный Скриптонит, конечно, в жизни бы сделать не смог. Сколько у того было действительно удачных минут поэтичной и красивой музыки на вроде как сделанном на пике формы, с опытной группой единомышленников и без малейшего давления жанровых ограничений «Solitude»? Две? Пять? Ну вот Несатый эти 5 удачных минут и выпустил бы, перед этим идеально смонтировав.
Песни на «Властелине калек» выглядят сразу монтажом своих лучших моментов и соревнуются друг с другом только в том, от какой удивление слушателя будет сильнее. Вот через полторы минуты песни «Понт» куплет Несатого вдруг начинает заглушаться каким-то сэмплированным танго, как у The Caretacker, и дальше песня все сильнее теряет фокус, будто забывшись в танце, утекает от нас куда-то вдаль. Вот рэпер 104, человек, имеющий запоминающиеся выходы на каждом из альбомов Скриптонита, раз за разом устало цедит «Мое сердце – лишь слухи о нем», причем последний раз – выныривая из вокодерно-мелотронного соло, как в «Runaway» Канье Веста. Вот певец Noa прямо перед титрами альбома исполняет самую романтическую и возвышенную вокальную партию в русском рэпе со времен выходов Томаса Мраза в Dopeclvb. Вот инди-рокер Савва Розанов поет через пелену фильтров «Мои сестры – камыши».
Дело, короче говоря, обстоит очень просто: Saluki – первый среди звезд нового русского рэпа меломан. Его отец в Москве 90-х торговал дисками, и воспоминания Несатого о детстве начинаются с прослушивания альбома «The Rise and Fall of Ziggy Stardust and The Spiders From Mars». Меломану сочетание стрекочущих гулких битов и нарочитых ретро-сэмплов с безэмоциональным пением в его песнях напоминают о Дине Бланте, переключения от джазовой подмороженности к бухающему почти бум-бэпу с интенсивным захлебывающимся пением напоминают о Кинг Круле. Несатый слушает обоих, оба ему очень нравятся.
Хорошему музыканту вовсе не обязательно быть меломаном. Талантливый рэпер Хаски в прошлом году попытался убежать от трэп-обязаловки в рок и превратился в дешевый русский ню-метал начала нулевых. Еще более талантливый Скриптонит добавил к битам «Притона» блюзовую гитару и сочинил, ничего особо не имея в виду, одну из лучших рок-песен на русском. Несатый, записывая двухминутный панк-номер «NNN705», склеивает драм-н-бас-бит с пластмассовым, как в электро, басом и получает совершенно свежую и прямо физически взбадривающую стилизацию под лучший дэнс-панк начала нулевых. Pharaoh тоже мог спеть «Я – грязный купидон», но никогда бы у него после этого не заиграли джазовые клавиши, переходящие в грязный брейкбит.
«Властелин калек» – почти никогда не настолько же сокрушительно хорош, как Хаски, Скриптонит или Pharaoh в их лучшие моменты, но в нем нет и ни единой секунды не то что скуки, а просто чего-то, что вы уже успели послушать. Даже в нынешнем виде мастера звуковых калейдоскопов Saluki приносит массу удовольствия после множества прослушиваний, ну а перспективы перед ним открываются вовсе неслыханные: для его эластичного, гуттаперчевого стиля одинаково близко и до Тимы Белорусских, и до группы «Союз».
Антон Серенков
Фильм «Остров сокровищ»
Режиссер Гийом Брак
.jpg)
Ciné /Centre National de la Cinématographie (CNC)
«Остров сокровищ» Гийома Брака – это не очередная ревизионистская экранизация романа Стивенсона, а просто документальный фильм об обычном французском озере и платном пляже, располагающемся на острове по центру. Несмотря на такую скромную завязку (смысловое содержание фильма не намного изощрённей знаменитой песни про озеро с ютюба, в которой поётся как «реально весело бывает купаться» и «очень интересно в воде плескаться»), режиссёр Брак (ранее он выступил автором чудесных ромеровских драмеди «Мир без женщин» и «Июльские сказки» и проходного психологического триллера «Гром») рисует изумительно киногеничную и живую в деталях картину. Вкусы режиссёра снова стремятся к эстетике уютных летних картин Эрика Ромера – если из них убрать все моральные дилеммы и оставить только аккуратные наблюдения за бытом благополучных горожан и окружающей их природой; номинально документальный «Остров сокровищ» по форме мало чем отличается от игровых «Июльских сказок», снятых наполовину в тех же самых локациях. Искусно отобранные Браком сцены и герои включают в себя несовершеннолетних школьников, пытающихся пробраться на остров мимо глаз охранников; самих охранников, в чью работу входит не только отлов лезущих через забор школьников, но и пресекание многочисленных попыток ныряния в озеро с необорудованного для прыжков моста; млеющих от жары юношей, которые ищут всё новые вершины для ныряния (от моста до мачты лодки до вершины бетонной пирамиды, возвышающейся посреди воды) и новых девушек для подката. Вроде всё действие фильма и пустяковое, но благодаря вкусу постановщика эпизоды действительно завораживают; здесь нет меланхоличных монтажей в слоумо, какие встречаются в более-менее всех фильмах про юность, рейвы и скейт-парки из программы фестиваля «Beat»: Гийом Брак снимает своих героев с некоторой дистанцией и без всякого драматического нагнетания – потому его сладкие виды юности и выглядят на порядок натуральней и убедительнее.
Знаменитый синефильский журнал «Кайе дю синема» включил картину «Остров сокровищ» в свой топ-10 за 2018 год; это всего лишь второй документальный фильм в этом десятилетии, который удостоился от них подобной чести. Возможно, что свою роль здесь сыграли не только высокие эстетические качества картины, но и тот простой факт, что определённая доля хронометража фильма посвящена иммигрантским монологам некоторых членов персонала пляжа, а «Кайе дю синема» – это журнал с несколько левым уклоном. На самом деле умений режиссёра здесь хватило даже для того, чтобы рассказ сторожа посреди ночной дороги о том, как, будучи учителем, тот сдерзил гвинейскому министру образования и попал под репрессии, – чтобы даже этот дружеский рассказ звучал настолько нежно и непринуждённо, что он не только не нарушает предельно ленивую летнюю атмосферу картины, но даже её и подкрепляет.
Никита Лаврецкий
Сериал «63up»
.jpg)
ITV
В 1963 году группа британских документалистов снимала интервью с дюжиной семилеток: детьми рабочих; детдомовцами; детьми аристократов. Получившийся 40-минутный фильм «Seven Up!» был призван задать вопрос телезрителям о том, возможно ли предсказать судьбу человека, посмотрев на него в семилетнем возрасте. Следующие восемь частей документальной серии «Up», показывающие этих же героев раз в семь лет, кажется, дают на поставленный вопрос исчерпывающий ответ.
Как и в любом беспристрастном исследовании, тезисы документалистов (работавший только ассистентом на первом фильме Майкл Эптед выступил постановщиком всех последующих передач) подтвердились за прошедшие полвека разве что со значительными оговорками. Аристократические мальчики, уже в семь лет готовые рассказать, в какую частную школу и в какой из колледжей университетов в Кэмбридже и Оксфорде они поступят, действительно в эти колледжи и поступили; наглый кокни Тони, как и хотел, стал жокеем, но из-за травмы переквалифицировался в таксиста (таксист-кокни в Лондоне – это классическая комбинация). Зато со всеми теми, кто с точки зрения социального класса оказался посередине, всё далеко не так линейно. Наконец, неприкаянный Нил и вовсе прошёл неправдоподобный жизненный путь от самого обаятельно фантазёра до самого экзистенциального юноши до натурального депрессивного бомжа до невротичного локального политика.
Девятый выпуск необычной франшизы (кстати, лицензионный российский ремейк серии «Up» снимает документалист Сергей Мирошниченко) разросся с 40 минут до сразу трёх часовых серий. Это логично: Эптед всякий раз рассказывает нелинейные истории жизни своих героев заново; хлёстко и плотно монтируя фразы и моменты из всех прошлых частей. Стоит отметить, что по-настоящему кинематографично и эстетично снят только самый первый чёрно-белый фильм Пола Элмонда, – таланты Эптеда лежат скорее в публицистической плоскости. Но и он, как всякий хороший публицист, ставит перед собой амбициозную сверхзадачу: не подогнать материал под заранее сформулированные тезисы, а именно найти смысловые цепочки среди выданных судьбой монтажных склеек. Так как речь идёт о реальных жизнях, это Эптеду удаётся сделать не всегда и не везде, но, по крайней мере, на этот раз он взялся за решение данной задачи чуть ли не с большим старанием, чем когда-либо раньше. Он, кажется, и сам понимает, что ему уже 77 лет и этот раз вполне может стать последней попыткой огранить прямолинейный социальный эксперимент в сложносочинённое гуманистическое исследование нелинейности человеческих судеб.
Никита Лаврецкий
Комикс «Panorama of Hell»
Хидэси Хино
Blast Books
Безымянный художник живёт в аду и рисует собственной сблёванной и пущенной из порезов кровью адские пейзажи – с гигантской гильотиной, без конца рубящей головы; с наполненной мусором и полуразложившимися трупами чёрной рекой; и крематорием, сжигающим безголовые человеческие тела. Вместе с художником живёт его семья: жена, которая держит таверну, где подаёт призракам в качестве закуски их собственные отрезанные части тел; сошедшая с ума мама; коматозный брат; издевающийся над животными малолетний сын и увлекающаяся гротескной мангой дочь. Про каждого из членов семьи художник рассказывает отдельную историю; очередь доходит даже до его покойных отца и деда.
Нарочито карикатурный стиль рисунка и абсурдная завязка с адской семейкой на первый взгляд сближают мангу Хидэси Хино с «Семейкой Адамс». Но почти сразу становится ясно, что на мягкую иронию и всякие интеллигентские метафоры японец Хино совершенно не способен; что его жестокости и гадости нужно воспринимать именно как прямую иллюстрацию жестокостей и гадостей реального мира (легенда гласит, что когда Чарли Шин случайно посмотрел кино Хидэси Хино «Цветок из плоти и крови» из псевдоснафф-серии «Подопытная свинка», в котором самурай, сыгранный самим Хино, похищает с улицы женщину, читает ей стихи и медленно расчленяет, то Шин этот сразу же позвонил в ФБР, будучи полностью убеждённым в реальности происходящего на экране). Самая страшная часть манги «Адская панорама» начинается там, где автор рассказывает историю мужской линии своей семьи, в которой зло передавалось практически на генном уровне: дед был татуированным игроком-якудзой, который разорил свою семью, а потом погиб в случайной кровавой стычке (после чего его жену убил деревенский насильник); сирота-отец жил с чужой семьёй, которая подселила его на чердак к свихнувшемуся от учёбы студенту, и студент заставлял его доедать за собой объедки и блевотину; вырос отец опять же в татуированного якудзу, только в разы более жестокого, чем дед. Трогательный младший брат безымянного художника всё детство за него заступался во время издевательств матери и отца, но и он превратился в татуированного алкоголика, проводящего дни за участием в жестоких уличных боях.
После прочтения фактов из биографии Хидэси Хино, становится ясно, что эта родословная во многом автобиографична. По сюжету комикса сам художник-психопат, как и собственно мангака Хино, родился в последние дни войны в оккупированной японцами Маньчжурии. Хино снабжает рассказ художника преувеличенными деталями: когда, спасаясь от солдат Красной армии, семья бежала через снега в Японию, ребёнок самостоятельно прибегал к каннибализму; когда он только родился, то уже злобно улыбался и сживал в кулачках сгустки крови; уже в утробе он, по собственному признанию, «видел картины ада», а своим подлинным отцом он считает ядерный гриб Хиросимы, который пронзил утробу матери радиоактивными частицами. В качестве человеческой автобиографии всё это звучит дико и безумно, но, глядя на умалишённое творчество самого мангаки Хино, поверить в то, что он натурально и есть этот самый художник-психопат, становится проще простого.
Никита Лаврецкий
Игра «Void Bastards»
.jpg)
В одной далекой-далекой галактике приключилось что-то нехорошее, и все экипажи всех космических судов превратились в зомбиподобных агрессивных пришельцев. Обошлось только для поломавшейся посреди галактики межпланетной тюрьмы: экипажа там никакого не было, а компьютерная система управления, посовещавшись сама с собой, решила использовать в качестве ремонтной команды засушенных и разложенных по пакетикам заключенных. По очереди их возрождают, дают в руки оружие и посылают обшаривать один заброшенный корабль за другим, пока не наберется деталей на починку сломавшегося тюремного оборудования. Если заключенный погибнет – ну что ж, всегда можно открыть пакет с новым.
Разработчики пестрого, нарисованного как комикс или серия «Футурамы, инди-шутера «Void Bastards» взялись из огромной команды, делавшей игры серии «Bioshock», и их игра делает очень много для воссоздания ощущения от боевой части великой серии. «Void Bastards» полностью состоит из зачистки и лутания небольших космических кораблей с повторяющимися соединенными помещениями фиксированной функциональности: поиграв час, вы знаете, какие находки вам гарантированы на капитанском мостике, в отсеке с двигателями, в отсеке с кислородными баллонами и так далее. Подлетая к кораблю, вы знаете, какие противники ждут вас внутри, и можете заранее взять именно то оружие, с каким вам на конкретный тип врагов идти спокойнее. Каждый раз лучше сразу идти на капитанский мостик, где всегда есть карты лута и врагов. Мастерство разработчиков «Void Bastards» заключается в том, что при таком количестве неизменных условий, уходят десятки часов на то, чтобы зачистки кораблей начали повторяться: то на корабле нет освещения, то разлиты где не надо радиоактивные лужи, то душат турели, то мостик находится абсурдно далеко от входа, то просто навыки вашего зэка ужасно неуместны – например, на ровном месте он начинает кашлять, приманивая монстров, или роняет обоймы при перезарядке.
Создание истории было всегда самой слабой стороной «Биошоков», ими всегда занимался более-менее один человек, которого в числе разработчиков «Void Bastards» нет, поэтому не удивительно, что именно здесь игра дает маху – в какой-то момент вы неизбежно перестаете понимать, зачем лутаете очередной корабль. Ну, впрочем, если вам нравятся механики и стиль рисунка, то момент этот может совпасть с финальными титрами.
Антон Серенков
Обложка: HBO
