Что почитать, посмотреть и послушать в эти прекрасные выходные.
Альбом «Double Negative»
Low
Вот вроде бы всем было давно известно, что 10-е будут жить переигрыванием 90-х, а все равно каждый конкретный всплеск старой эстетики на новом витке вызывает благодарное удивление. Новый альбом собравшейся аж четверть века назад американской инди-группы Low «Double Negative» соотносится с их прошлыми удачами примерно как альбом «Benji» соотносился с чудесной дискографией такой же звезды инди 90-х Марка Козелека: вроде бы все это так или иначе они уже играли, но почему-то именно вот сейчас, на 25-м году, старые приемы звучат удивительно естественно, незаученно и свежо.
Low, как и Козелек, собственно, начинали в качестве охвостья кометы инди-рока, который в начале 90-х получал огромные денежные вливания и бешено расширял слушательскую базу. Если Nirvana играла метал для аудитории, презирающей макияж и шмотки реальных металических групп, то Low, Козелек и еще десятки артистов играли для этой публики как бы дум-метал: ужасно медленную, мучительно печальную, сентиментальную и мелодраматичную музыку про тягость, тлен и тусклость. Если Козелек с самого начала напирал на выворачивающие наизнанку кулстори, то Low играли будто церковную музыку на седативных (два ключевых участника группы – практикующие мормоны). В этой нише Low прекрасно дотянули до нулевых в статусе полуклассиков, а затем вроде как благородно перешли в разряд утиля: начали эксперименты с большим звуком, электроникой, поп-хуками, но при этом все делали слишком в меру и никогда не могли прокатить за группу, которой меньше десяти лет. «Double Negative» же звучит так, будто Ивс Тюмор пытается собрать из школьного церковного хора себе группу – причем заподозрить в списывании тут можно только самого Тюмора.
Как и в случае с Козелеком, никакого особого секрета в творческом успехе группы на «Double Negative» нет. На пятьдесят минут звучания альбом содержит ну где-то полчаса отличных мелодий. Мелодии эти прекрасно и изобретательно пущены на всевозможные вокальные хуки (ангельский женский голос всегда поет чисто, мужской голос нарочито зажеван и измордован автотюном так, что нынешним рэперам стоит слушать альбом с карандашом и блокнотом) и спартански обрамлены пульсирующим нойзом, редкими клавишами, роскошными грязными и похрустывающими барабанами и кое-где нежно тренькающей гитарой. Уверенность и малочисленность этих звуковых мазков только и возможны через 25 лет практики – Low тренировались, тренировались, ну вот и дотренировались до самого настоящего совершенства формы. Поклонники группы жалуются, что на альбоме мало фирменных двойных вокальных гармоний, но в том-то и дело, что люди, которые с «Double Negative» знакомство с группой начнут, будут моментами, которые прежние Low тратили на обычные слоукор-стенания, а тут припасли на редкие вспышки открытой эмоциональности, просто сметены: песен человечнее, нежнее и хрустальнее «Fly» или «Disarray» в 2018-м не было.
А. С.
Фильм «Короче»
реж. Александр Пэйн
Американский режиссёр Александр Пэйн прославился в конце девяностых своими комедиями, эффективно сочетавшими злую сатиру и новую искренность. «Гражданка Рут» и «Выскочка» были не просто остроумными высказываниями на социальную проблематику, но и тонкими портретами хрупких и крайне симпатичных персонажей. В дальнейшем Пэйн отошёл от собственно сатиры и снял несколько совершенно беззубых инди, однако в своём последнем фильме «Короче» вернулся к истокам. Здесь Мэтт Деймон играет идеального американского тюфяка, который в целях избавления от долгов по кредитам и, возможно, спасения окружающей среды подписывается на программу по уменьшению в размере себя и жены и переселению в крошечный дом. Пейн эту завязку рисует максимально реалистично и без лишних условностей, в результате чего те факты, что сама физическая процедура не становится причиной экзистенциального ужаса тюфяка и что он до конца верит, что жена верно последует за ним, не вызывают ни малейших сомнений. Конечно, тюфяк быстро зарабатывает новые проблемы и долги, но Деймон играет своего героя с такой правдоподобной и узнаваемой степенью наивности, что смеяться над его невзгодами иначе как через фейспалм не выходит. Между тем, даже главный подлец картины и героиня-азиатка с гротескным акцентом выходят у Пейна такими живыми и трёхмерными, что болеть снова приходится сразу за всех.
Картина «Короче» получила в западной прессе очень средние отзывы – вполне вероятно, по той причине, что она не следует никакой известной жанровой или повествовательной модели, а ведь это всегда очень страшно для критиков и зрителей. Фильм мутирует, зависает и виляет ровно до тех пор, пока главному тюфяку методом проб и ошибок (в основном, ошибок) не удаётся кое-как нащупать хоть какую-то верёвочку, за которой можно вести свою непримечательную жизнь. Неслучайно, что многие лучшие американские фильмы последнего времени («Добро пожаловать в Нью-Йорк», «Долгий путь Билли Линна в перерыве футбольного матча», «Поезд на Париж») так же небрежно относились к жанровым лекалам, так же показательно ломали законы драматической иронии (т. е. переводили повествование в постироничное состояние) и при этом заработали такую же среднюю критику и зрительское непонимание. Кривой и неловкий «Короче», может, и не относится к этому топовому эшелону, но всё равно сообщает о мире больше нового и интересного и показывает людей с большей глубиной и честностью, чем любой из взвешенных до миллиграмма, но совершенно стерильных и предсказуемых хитов американской кинопрессы.
Н. Л.
Сериал «Norm Macdonald Has a Show»
Может ли ток-шоу вызвать чувство прекрасного и всерьёз повлиять на зрительское мировоззрение? Речь идёт не о словах какого-нибудь приглашённого гостя подкаста, а именно что о ток-шоу в целом – в качестве самостоятельного произведения искусства, чей эффект не зависит от конкретных гостей и сравним, например, с серьёзным фильмом или большим романом. В личном опыте автора этих строк пример такого шоу – это те четыре сезона английской телевикторины «Never Mind the Buzzcocks», в которых ведущий Саймон Амстелл делал всё возможное, чтобы поставить каждого гостя в неловкое положение, обнажив его своими неудобными репликами (внешняя троллеподобность Амстелла, естественно, была всего лишь продолжением его исключительной чувствительности и внимательности к людям). Новое нетфликсовское ток-шоу Норма Макдональда относится к этой же выдающейся категории простого разговора как подлинного искусства, не убивающего время (как делает большинство подкастов), а насыщающего его красотой.
Как это часто и бывает с подлинным искусством, механизмы, с помощью которых Макдональд строит свою передачу, далеко не очевидны; он, кажется, сознательно не стремится выставлять их напоказ. Один заметный элемент творящейся магии – это то, что Макдональд последовательно отказывается от всяческого следования формату и скучному этикету существующих вечерних шоу (в основном работающих как средство саморекламы гостей). После того, как большая часть серии состоит из непостановочных несуразиц на съёмочной площадке с участием гримёров и реквизиторов, летящих на пол предметов и отпрашивающегося в туалет соведущего (Адам Игет – это настолько анти-комик, что большинство людей не в курсе, что он вообще какой-то комик), гости сами начинают вести себя на новом уровне расслабленности и эмоциональной обнажённости. Норм снова играет старого блаженного дурачка (из всех гостей один только Дэвид Спейд видит его насквозь и открыто высмеивает эту пседвонаивность) и между своими фирменными глупыми шутками («Скажи, Норм, ты вообще синефил?» – «Нет, я не синефил. Меня однажды обвинили в синефилии, но у них не было доказательств!») задаёт прицельные вопросы, настолько простые и прямые, что кроме него задать их некому (вопрос для легендарной ведущей судебных шоу судьи Джуди: «Скажи, как изменились твои отношения с родственниками после того, как ты стала супербогатой?»; вопрос для 80-летней Джейн Фонды, пришедшей в студию с 13-летней собакой: «Как ты думаешь, кто дольше проживёт – ты или твоя собака?»). При этом главным козырем Макдональда остаётся его непревзойдённая подвижность и способность импровизировать: когда надо, он гостей долго и внимательно слушает; в другие моменты бессовестно их перебивает, мигом разворачивая тему разговора на 180 градусов. Превратить в уморительный номер он, кажется, может вообще любой жест или фразу; этой его суперспособности посвящён и легендарный сегмент «Шутки», стартовавший на ютюбе ещё пять лет назад: здесь Норм чисто с помощью тайминга и интонации старается вытянуть напечатанные на карточках нарочито плоские шутки (хотя зрителей в студии и нет, съёмочная группа часто искренне смеётся) и предлагает гостям с собой в этом деле потягаться. У гостей шутки обычно проваливаются, и тогда Норм предлагает им вторую попытку прочитать ту же самую шутку; сам он в безнадёжных случаях может оборвать чтение и выбросить карточку прямо на полуслове.
В некотором противоречии с авангардностью комедии Норма Макдональда (пускай «Нетфликс» и убрал из его репертуара все шутки про нереальность холокоста, по степени тонкости, свежести и способности заставить смеяться в голос Норм даже в 58 лет бегает круги вокруг всех своих конкурентов) состоит его собственная исключительно консервативная личность (медианный возраст десятка гостей сезона зашкаливает за 70 лет; в серии с кантри-звездой Билли Джо Шейвером Норм искренне сообщает, что «слушает любую музыку, только если это кантри»). Старомодная лояльность Норма время от времени играет с ним злую шутку: накануне выхода нового шоу он умудрился в одном интервью рассказать, как поддержал по телефону старых друзей Розанну Барр и Луи С. К., попавших в опалу; после чего в другом интервью был вынужден оправдываться за эти слова; не вспомнив во время извинений политкорректную замену слова «дебил», произнёс слово «даун» и был вынужден извиняться и за извинения тоже. И эта история, и та грустная реальность, что Норм проиграл все заработанные на комедиях с Адамом Сэндлером деньги в казино и теперь живёт в маленькой квартире с сыном, и то, с какой прыткостью он исполняет в конце каждого выпуска шоу прощальную песню из репертуара старых канадских телекомиков, – всё это делает сам факт его творческой деятельности в 2018 году каким-то сюрреалистическим, трогательным и просто-напросто чудесным явлением.
Н. Л.
Комикс «Domu: A Child's Dream»
В огромном панельном доме в процветающем Токио происходит таинственное самоубийство (дверь на крышу была заперта снаружи) – это уже 32-я по счёту загадочная смерть в данном доме за последние три года. Несколько офицеров полиции ввязываются в безнадёжное расследование – большинство из них плохо кончат – и в это время автор Кацухиро Отомо предлагает внимательнее присмотреться к самым неподходящим на роль подозреваемых героям – детям из песочницы и сидящему на лавочке слабоумному старичку.
Нарисованная и написанная Кацухиро Отомо однотомная манга «Дому», вышедшая за несколько лет до его же «Акиры», – это пик комиксового сторителлинга. В отличие от жанровых упражнений своих предшественников из мира гэкиги (Кадзуо Камимуры, Ёсихиро Тацуми), в лучшем случае добивавшихся крайне изящных версий намертво клишированных би-муви, Отомо не просто адаптирует в комиксы киношные приёмы, а делает первоклассное зрелище, по всем параметрам кино превосходящее. Герои здесь яркие и живые, с понятной на века мимикой; детективная интрига запутанная, но крайне ритмично раскручивающаяся; ну а экшн-сцены – это отдельный разговор: такой динамики, масштаба, чистоты и убедительности спецэффектов в Голливуде не достигли не только за сорок лет с момента выхода этой манги, но и вряд ли вообще когда-нибудь достигнут.
Н. Л.
Игра «Far: Lone Sails»
Сутулая девочка в красном дождевике последний раз вздыхает над могилой отца, разворачивается и припускает через обветренные пустыри и усохшее до стылых луж бывшее речное русло к недостроенному агрегату в строительных лесах: не то паровозу, не то пароходу. Агрегат почти совсем снаряжен для путешествия, поэтому девочка только загружает топку брикетами угля, выжимает огромную красную кнопку на двигателе и отправляется, куда глаза глядят.
Фантасмагорические сайдскроллеры (то есть игры, где, в общем, нужно просто бежать по экрану слева направо) – вероятно, запомнятся, как самый яркий жанр инди-игр 10-х. От гениальных «Limbo» и «Inside» до просто очень красивых и увлекательных «Little Nightmares», «Forgotton Anne», «The Final Station» и даже откровенно второсортной «Black The Fall», такие игры неизменно оказываются идеально удобными и естественными в подаче сцен (сказывается огромная история жанра и отработанность абсолютно всех возможных проблем управления, физики или ракурсов камеры) и крайне любопытными в смысле творческого самовыражения художников. Лишенные единого слова пояснений индустриальные локации «Inside» говорят о своем вымышленном мире столько, сколько из огромных, болтливых мейнстримных игр были в состоянии сказать разве что «Биошоки». Причина, видимо, просто в том, что необходимость иметь огромное количество как можно более красивых задников, наложившись на нынешний уровень графики игр, позволил нескольким школам европейского научно-фантастического рисунка вместо обычного положения «какой замечательный концепт-арт, он прекрасно будет смотреться у нас в дополнительных материалах колекционного издания» получить добрую половину внимания игрока на протяжении нескольких часов. Ну вот изголодавшиеся по вниманию художники и сорвались с цепи.
«Far: Lone Sails» – еще один скромный шедевр в этой линейке. Геймплей игры заключается в понятном с первой же секунды управлении паровозо-пароходом и решении легчайших физических ребусов. Врагов в игре нет, смерть технически возможна, но это надо прямо постараться – самому подлезть под колеса и лечь плашмя, дождаться, пока двигатель прогорит дотла и взорвется, ну и т. д. Подлинное содержание заключено в сменяющих друг друга упоительно красивых задниках погибшего от природной катастрофы (извержение вулкана, высохшие моря, сгнившие остовы подводных лодок), но как будто потихоньку возраждающегося к жизни серого, ветренного, холодного мира. Заманивать в «Far: Lone Sails» чем-то кроме этих задников – нечестно, но если вы, глядя кинофантастику, часто ловите себя на мысли «вот бы все это просто спокойно поразглядывать без дурацкого мельтешения», то это прямо несколько часов чистого наслаждения.
А. С.
Статья про преступность на Марсе
Разговоры о полете на Марс с каждым годом становятся все менее сказочными и все более деловитыми. Гугл сходу даст вам подробный расчет, когда и по какой траектории туда удобнее лететь, фильм «Марсианин» напомнит, что картошка всему голова, а Илон Маск, что ни день, так выкинет какую-нибудь обычную свою илонмасковскую штуку. Издание «The Atlantic» решило проверить на зуб крошечную деталь все более и более реального мира, где у человечества есть колонии на Марсе, а именно, задалось вопросом, что будет, если кто-то из колонистов совершит преступление.
Скучная новость материала в том, что судя по занудной первой трети, полеты международных групп попросту никто не будет совершать, – современные законодательства начинают здорово путаться, даже когда преступление происходит в нейтральных водах Земли (выручает лишь необходимость абсолютно каждого судна планеты непременно идти под хоть каким-нибудь флагом, вот на страну этого флага всегда и можно все свалить), а что уж говорить о планете, где все нейтральное. Колонии заводить современным государствам вроде как неприлично, поэтому, видимо, нам придется ждать для полетов создания чего-то вроде планетарного правительства.
Веселые новости касаются, собственно, преступлений. Из-за другой гравитации и смертельно опасного природного окружения сам факт преступления, а равно и борьбы с ним сильно отличается от земного. Вряд ли преступник будет пырять жертву ножом или травить ядом, скорее уж он поломает ему вдали от лагеря дыхательный аппарат или, поколдовав с настройками кодового замка, запрет его насмерть в нежилом помещении. «Полицейский» на Марсе определенно не будет даже доставать пистолет, завидев преступника: один выстрел не туда – и всей станции грозит разгерметизация, короткое замыкание или еще что-то в таком духе. Эксперт по восточным единоборствам в статье выдвигает теорию, что орудовать на Марсе все будут крюками и веревками – вроде и больно, а вроде и сломать какое-либо оборудование сложно. Эксперт по тюрьмам, потирая руки от предвкушения, предлагает сделать там вместо наших камер просто комнаты с пониженным содержанием кислорода – дескать, ну на Земле-то преступникам не жалко кислород давать, а на Марсе он денег стоит.
В общем, не дай бог нам дожить до всего этого.
А. С.
Фото: Sub Pop, Paramount Pictures, Netflix, Kodansha, Mixtvision Digital GmbH/Mixtvision, The Atlantic (Matt Chinworth)