Каждый пересчет пьющих народов уверенно ставит белорусов на верхние места. Хорошо это или плохо? Редакция «Как тут жить» поручила непьющему автору провести эксперимент, чтобы узнать, есть ли вообще разница между пьяными и трезвыми и в чем она.
Пьющие люди совершенно не стремятся ответить на вопрос, зачем они, собственно, пьют. Нравится и все. Какой-то постоянно работающий механизм в человеке алкоголем так легко улучшается, что, даже зная о вреде для здоровья, люди пьют и пьют с радостью. Но что это за механизм?
Антон
Юля
Кирилл
Разговор на трезвую голову
Самый распространенный вариант – что от алкоголя просто весело. Выпив, люди видят мир чуть или существенно лучшим, творят всякие нелепые и забавные поступки, которые потом с радостью вспоминают. Но, по-моему, здесь логический сбой. Если под алкоголем все превращается в калейдоскоп впечатлений, то нужно просто все время быть пьяным. А еще лучше сразу переходить на наркотики. Все силы нужно бросить на уменьшение вреда от алкоголя для здоровья и изобретение таких наркотиков, которые не будут убивать людей так уж прямо быстро. Если применительно к каждому конкретному человеку такой подход выглядит слишком решительным, то почему этого постепенно не произошло за все те тысячи лет, пока люди пьют, – непонятно.
Возможно, легче посмотреть, какие вообще есть возражения против употребления алкоголя. Ну, вред – это понятно. Все страшилки легко уравновешиваются волшебными словами «не надо злоупотреблять» и «во всем надо знать меру». Это гнилой аргумент и работает он только для тех, у кого печень уже заболела или кто хотя бы пару раз нашел себя с утра в кузове неизвестной машины или в детской песочнице в чужом городе.
Опять же, в интернете пишут в основном в таком духе, что отказ от алкоголя помогает здоровью и «освобождает время». Как будто где-то есть люди, которые думали, что, наоборот, нужно побольше пить и тогда и почки выздоровеют и времени много свободного появится.
Очень редко одним из пунктов проскакивает, что когда алкоголь не заполняет неудобные места в разговоре, перестаешь общаться с неинтересными людьми. Мне кажется, что это и есть главная чудесная способность алкоголя. Всех пугают люди, пьющие наедине даже в малых количествах, но в каждом городе есть сотни и тысячи заведений, где никого не смущает самое несусветное опьянение людей в компании. Смысл алкоголя – быть социальной смазкой. Несколько человек садятся рядом, заливают все торчащие углы и выступы своих характеров так, что получаются ужасно похожими и понятными друг другу.
В прошлом году я месяц не пил и тусовался в компании, где пили. Это было отвратительно
Доказывать тут особенно нечего: каждый, кто выпивал, сам легко сможет воссоздать картину. Поэтому я решил зайти с обратной стороны. Что будет, если два часа в обычный разговор с двумя знакомыми и симпатичными тебе людьми понемногу подливать алкоголь? Все эту долгую скучную преамбулу я рассказываю своим подопытным Юле и Кириллу.
– В прошлом году я месяц не пил и тусовался в компании, где пили. Это было отвратительно. Я не мог ни с кем общаться, люди были другие совершенно, – говорит Кирилл и почему-то смеется. – Это мои друзья, с которыми я общаюсь уже много лет. Не то чтобы это какая-то компания просто выпить.
– Ну вы же понимаете, что я хочу проверить? Никто в своем уме не будет делать что-то, что вредит здоровью и забирает много времени. Поэтому логично предположить, что все дело в…
– Саморазрушении? – спрашивает Кирилл.
– Нам в университете рассказывали, что в русских людях мортидо преобладает над либидо, и ты никуда от этого не денешься, – добавляет Юля. Она уже пару минут разглядывает бутылку белорусского бренди на столе и только что не облизывается.
– Медленный суицид, – говорит Кирилл.
– А может, эксперимент в том, чтобы переубедить тебя и чтобы ты выпил в конце материала? – предполагает Юля.
Понятно, что говорить и даже правдоподобно изображать взаимопонимание люди могут и на немыслимых стадиях опьянения. С нашей поллитровой бутылкой бренди («да в нем сорок градусов, это как водка!») туда и не дойти. Поэтому разговор должен идти на максимально серьезные для участников темы. Приставать к Юле с расспросами я не решаюсь, поэтому прошу, чтобы Кирилл рассказал про эмбиент-альбом, который он недавно выпустил и постеснялся даже у себя на стене расшарить. Отличная тема, с такой над каждым словом будешь думать.
Кирилл долго ломается и соглашается рассказать, только если им с Юлей наконец можно будет выпить. Долго объясняет Юле, как и с чем можно пить этот бренди и только после моего окрика начинает рассказывать о любимом эмбиент-композиторе Уильяме Басински. Я залпом выпиваю стакан воды.
Первые 100 грамм
– Басински жил в 90-х в Нью-Йорке, у него было несколько альбомов, которые никто не слушал. Фишка его музыки была в том, что это были одни и те же повторяющиеся мелодии. Запишет три-четыре ноты, склеит пленку в луп и повторяет их очень долго. Получалась такая вневременная музыка. Ты слушаешь и не понимаешь, сколько времени прошло.
– Ты похож на экзаменатора, – говорит мне Юля. – Киваешь, как будто он правильно на вопрос ответил.
– Ему было за сорок, начался кризис среднего возраста, он думал «я лузер, неудачник, искусство не приносит мне денег» и собирался уже покончить с жизнью. Но это был 2001 год. Когда Басински прогонял свои старые пленки в другой формат, он понял, что пленка, прямо пока играет, рассыпается. Не только одно и то же повторяется, но и чем дальше, тем сильнее эти три-четыре ноты разлагаются. Сначала он подумал «блин, отстой» и пошел спать. А на следующий день он просыпается от жесткого шума, выходит на балкон, а там горят башни-близнецы. Ну и он подумал, что музыка точно это передает, и издал ее как альбом «Disintegration Loops».
– Прекрасно, мне уже хочется послушать, – говорит Юля из-за стакана. – Приду домой и обязательно послушаю. Можно я разбавлю этой штукой? – она берется за пакет с молочным коктейлем.
– Лучше было бы, конечно, шоколадный купить, но его не было. А клубничный слишком сладкий, поэтому я взял банановый, – Кирилл говорит быстро и горячась, но он и трезвый так говорит. – Я был на концерте Басински две недели назад. Очень забавно, как он это играет. Он приходит в темный зал, все сидят. Он суперфриково выглядит, как постаревшая рок-звезда, в блестящей куртке со стразами, с какими-то амулетами, кольцами и в гигантских авиаторах. Садится за стул, нажимает на «play» и полтора часа сидит крутит ручки, ничего больше не происходит. На фоне идет видео: три секунды переливающейся воды повторяются по кругу. Я думал, на концерте не будет людей, которые не в теме, но куча людей стояли с лицом «куда я попал».
Несколько человек садятся рядом, заливают все торчащие углы и выступы своих характеров так, что получаются ужасно похожими и понятными друг другу
– Обожаю дроун. Обожаю эмбиент, – довольно говорит Юля.
Я напоминаю Кириллу про его собственный альбом. Он прихлебывает из стакана и гораздо менее уверенно говорит:
– Это такая медленная музыка, в которой просто ничего не происходит. Девять треков, суммарно длится час. Треки делятся на два вида: в одних луп повторяется, пока мне не надоест, в других есть луп на фоне, но есть и импровизационная мелодия поверх этого. Я пять лет такое записываю, но у меня недавно компьютер со старыми записями сгорел, и вот решил хоть что-то выпустить на лейбле моего друга из Сибири Егора Клочихина. Он напечатал двадцать кассет и пять бобин, причем бобины уже раскупили…
– Кто хочет пойти покурить? – спрашивает Юля.
Выясняется, что нельзя просто сидеть выпивать, надо еще и курить в процессе, так лучше пьянеешь. Я пытаюсь повернуть разговор в том смысле, что не нужно ходить покурить, что если ходить покурить, обсуждать, кто как выпил, кто какую смешную бутылку недавно открывал и у кого как прошел концерт «Петли Пристрастия», то, конечно, таким манером можно трепаться хоть сутки без остановки.
Юле такой ход дела совершенно не нравится:
– То есть ты пресекаешь все общие темы для разговора?
– Это не общие темы, это просто треп. Что ты хочешь рассказать важное для себя?
– Не-не, ничего.
– Как у тебя дела?
– Нет-нет-нет.
– Боишься?
– Ну... это сложный разговор.
Приходится идти курить. Когда я закрываю дверь на замок, пару раз не попадаю ключом. И Юля, и Кирилл, не сговариваясь, спрашивают, не выпил ли я. Тут выясняется, что сигарет у Юли нет. Она уходит в магазин, а Кирилл опять берется за бокал.
200 грамм
Я рассказываю Кириллу про корни моих подозрений насчет социальной роли алкоголя. Классе в седьмом наш класс развалился на две половины: тех, кто ходил выпивать после уроков в детский садик за окном, и тех, кто не ходил. В дальнейшем, куда бы я ни смотрел, везде обнаруживались точно такие же группы людей без особых общих тем разговора между собой, чудесно довольных обществом друг друга при помощи выпивки.
Кирилл опровергает эту теорию:
– На том этапе, где все только начинают понимать, что такое алкоголь, тогда действительно никакого разделения по интересам нет, все в одной большой компании. Но уже к старшим классам все пьют только с друзьями. Ничего, если я поем? Когда пьешь, есть хочется.
Кирилл жует чесночную булочку из «Рублевского», а я рассказываю дальше. Понятно, что очень многим людям вообще не свойственны какие-то специфические интересы или они обрастают ими уже сильно в возрасте. Но мало кто понимает, что в школе физически невозможно найти себе компанию. Это всегда будет в той или иной степени фикция и самообман, и хорошо если ты будешь обманываться просто потому, что тебе 16, у тебя гормоны бьют ключом, но ведь алкоголь доводит это до абсурда…
– У меня была такая компания, – жует Кирилл. – Мы дружили с 5 класса, слушали вместе музыку, играли в компьютерные игры, все вчетвером были лузерами. Мы просто не попадали под дискурс «пацаны из плохих семей, которые бьются и ругаются матом». Конечно, мы сейчас уже мало общаемся, но мы долго продержались. Просто после девятого класса мы все поступили в разные места.
– Я ни с кем не общалась после школы, – вернулась с сигаретами Юля. – Только с пятерыми из школы я общаюсь до сих пор. Но про остальных я думаю с содроганием, и если мне нужно проехать с ними остановки три, это самые тяжелые минуты в жизни.
Мы идем на балкон в другой конец здания. Кирилл говорит мне:
– Если подумать, в лицее действительно у меня компания уже выглядела по-другому. Там учились уже прошаренные чуваки, и я был не в компании лузеров, а в компании крутых чуваков.
Я хочу проследить, нет ли такого, что алкоголь позволяет устранить неловкость, а в обмен уничтожает саму суть коммуникации
Дверь на балкон за нами как-то слишком хорошо закрывается, и где-то минуту Юля рассуждает, куда можно прыгнуть, чтобы спуститься.
– А в университете у меня в группе было только три парня, причем двое вместе ходили в качалку. И я познакомился и подружился с девушкой, с которой мы просто на день студента не знали, чем заняться, и решили пойти выпить.
– Антон, помяни мои слова, алкоголь иногда сводит очень нужных людей, – говорит Юля сигарете. – И курение тоже. Если ты выйдешь на курилку один, и какой-нибудь человек к тебе прибьется, то вот вы уже и сблизитесь потом.
– Это вот буквально тема материала. Я и говорю, что единственная функция алкоголя – социальная. Я хочу проследить, нет ли такого, что алкоголь позволяет устранить неловкость, а в обмен уничтожает саму суть коммуникации.
Мы возвращаемся и сидим какое-то время молча. Я почему-то надеялся, что, немного выпив, собеседники сами начнут рассказывать что-нибудь упоительное и захватывающее, но этого совершенно не происходит. Юля спрашивает:
– А есть еще какие-то темы для разговора?
– Нет, пейте, – отвечаю я.
Они пьют еще.
– Ого, уже половина осталась.
– Это обычно обманчивая картина.
300 грамм
Разговор еще минут пятнадцать вяло течет вокруг того, кто еще что помнит со школы. Выясняется, что больше всех помнит Юля. Особенно хорошо она помнит газету, которую все полтора часа тестирования по русской литературе читал преподаватель, – на газете был огромный портрет Верки Сердючки.
Дальше разговор поворачивает в сторону, кто когда начал пить. Я начинаю засыпать от скуки и тепла: если открыть окно в комнате, то будет слишком хорошо слышно, как в баре «Хулиган» играют какие-то хип-хоп-ремиксы на песни провинциальных фольклорных коллективов. Стакан с водой в руке я кручу с таким видом, будто я Дон Дрейпер. Не помогает и это, тогда я просто начинаю говорить громче Юли и Кирилла.
– Вы не усекаете, куда я веду. Меня не интересует, кто и сколько пьет. Все знают, что в мире и даже прямо рядом с нами есть куда более пьющие народы. Все знают, что чехи или финны там просто ходят синие по улицам.
– Да, у меня знакомая девушка вышла замуж за финна, – поддерживает Юля. – Он не пьет, но она рассказывала, что все квасят прямо по-черному. Каждый вечер садятся и напиваются. Честно-честно. А все потому что у них ужасная депрессия…
– Но также все прекрасно понимают, что никакой проблемы с алкоголем в этих странах нет. Нет такого, что в Чехии стоят заводы, или что в Финляндии президент – идиот. Все их проблемы называются «проблемы белых людей».
– Вся проблема в качестве алкоголя. Ты когда-нибудь пробовал выпить бутылку белорусского пива?
– Юля, пожалуйста, прекрати.
– Серьезно! В Чехии очень хороший алкоголь!
Выпитая за вечер вода как будто наконец ударяет в голову и я рассказываю, что, по-моему, всем этим странам употребление алкоголя никак не вредит потому, что в них есть система, позволяющая людям, которые могут быть интересны и полезны другу другу, оказаться рядом и дальше уже делать что угодно. Если тебе не нужно преодолевать культурный перепад или мучиться с угловатым собеседником просто потому, что у тебя нет выбора, то можешь хоть не просыхать. Кто захочет полюбить, подружиться, найти единомышленника или человека, у которого можно чему-то поучиться, тот все сможет.
У нас такого в принципе не существует. Нет такого, что ты поступишь куда-то, а там группа состоит из неприятных, но понятных людей. Всегда большую часть составляют бог знает зачем сюда поступившие люди, с которыми даже и начинать говорить – скучно смертельно. Что-то похожее на социальный отбор есть в лицее БГУ, куда реально поступают лучшие школьники, еще и из Минска при этом в основном…
– Лицей №2 лучше, – говорит Кирилл. – Я там учился.
– Да, я читала у вас интервью девушки из лицея БГУ, которая читает Пауля Целана. Кто вообще на филфаке-то знает Пауля Целана?
– Да это случайность! – ужасно громко говорит Кирилл. – Там она одна такая на весь лицей!
– У нас на филфаке учился мальчик, который не поступил в авиационное училище. Ему было 26 лет и он просто от нечего делать пошел на филфак. Я вообще не знаю, читал ли он что-нибудь.
Не то чтобы я ожидал, что мы начнем обсуждать, как конкретно студенческие братства и клубы помогают молодым людям на Западе найти свое место в жизни, но это как-то слишком похоже на разговор с самим собой. Юля перебирается поближе к еде, я решаю проговорить мораль материала прямым текстом на диктофон.
400 грамм
– Я к тому, что у нас нельзя откинуться и надеяться, что твои деньги или ум помогут попасть в круг людей, которые тебе будут интересны и которым будешь интересен ты. Такого механизма не существует. Нужно вручную отбирать людей и надеяться, что ты им сам понравишься. И люди, которые пьют, себя из этой игры выключают. Как ты определишь, интересно ли тебе на самом деле с этим человеком, если все что вы делаете вместе – это расслабленно треплетесь пьяненькие? А когда ты будешь это определять? Жизнь ужасно короткая штука. Как бы не оказалось, что в тридцать лет ты посмотришь трезвыми глазами на своих друзей и решишь, что единственный способ терпеть их дальше – это просто пить, и пить, и пить.
Юля смотрит на меня горящими понимающими глазами и кивает головой:
– Просто у них есть какие-то надежды, а нас уже полная безнадега. Я читала книгу про Маяковского, про авангард начала двадцатого века. У них были надежды, а у нас, мне кажется, нету. Я смотрю на молодежь в Литве и Польше, у них нет такой черноты в душе…
Кирилл один раз прошел в «Репаблик» с банкой соленых огурцов
– У меня есть друг, он говорит, в Англии очень плохо пьют студенты, – еще более невпопад говорит Кирилл.
Глаза Юли загораются еще ярче и осмысленнее:
– А мы будем слушать альбом Кирилла? Хотя бы ссылку мне, может быть, пришлите.
Спрашиваю у Кирилла, как альбом его друзьям, с которыми он выпивает. Он карикатурно пожимает плечами и говорит: «Он опять упоролся».
– Кстати, Клочихин тоже не пьет. Но у него другая логика, не как у тебя. Он считает, что у русского человека либо on, либо off, и если он попробует, то ему конец. Хотя я его давно не видел, может, он и пьет уже.
Юля снова идет курить. Потом они с Кириллом все-таки начинают вспоминать свои впечатления от концертов «Петли Пристрастия» в разные годы. В ход идут рецепты, как пойти пьяным в «Репаблик» (нужно быстро и много выпить за двадцать минут до начала и пройти через охрану, еще когда хмель не ударил в голову), хорошая ли песня «Автоматизм» (мнения разделились), и что Кирилл один раз прошел в «Репаблик» с банкой соленых огурцов.
500 грамм
Допили бутылку. Кирилл пытается сохранять трезвый вид, глядя в телефон. Юля все веселее рассказывает, какие книги она читала недавно, куда ходила и что выпивала. Сложно сказать, удался эксперимент или нет. Оказывает ли алкоголь некоторое дебилизирующее действие на собеседников? Пожалуй, да. Помогает ли он людям легче выговаривать то, что они хотели бы сказать? Да, но сила желания выговориться и доверие собеседнику значит гораздо больше. Помогает ли алкоголь терпеть нудного, быстро переходящего к поучениям и обобщениям собеседника? Возможно, только дозировку надо сделать побольше.
Я просто шутки ради спрашиваю, кто возьмется вспомнить, например, о чем мы говорили в начале.
– Не, я пас, – говорит Кирилл.
Юля откликается с энтузиазмом:
– Да, я все помню. Там прозрачная метафора, ну. Метафора человеческой жизни. Постепенное разрушение, бесконечное повторение, бесконечное повторение. Борьба либидо и мортидо. Все это совершенно понятно.
Она откидывается на стуле и заливисто смеется.
