Уютный психоанализ и еще 4 развлечения на выходные

Legacy Recordings

В наших краях Брюс Спрингстин не был популярен ни в советские времена, когда легендами могли стать даже третьесортные душнилы вроде группы Nazareth, ни после, но у себя в США он большая звезда и даже некоторая поп-культурная икона, хоть и несколько негативного толка. От него отсчитывают несколько поколений рок-популистов в жанре «душа нараспашку»: американские газмановы Джон Меленкамп, Бон Джови и (так-то вообще канадец) Брайн Адамс выстрелили, аккуратно скопировав музыку и образ Спрингстина середины 80-х. Во всех текстах о Спрингстине обязательно пишут, что у него кличка «Босс». Люди покультурнее знают, что Спрингстин – один из последних новаторов стадионного рока: The Beatles рок на стадионы вытащили, Боб Дилан для них придумал идеальную песенную форму, The Who создали формат рок-шоу, ну а Спрингстин сделал выступление на стадионе социально-заряженным и искренним. Увы, и при таком исчислении он оказывается дедушкой в лучшем случае Максу Коржу, а так-то вообще группе «Порнофильмы».

При всем при этом вплоть до середины нулевых официально не издавались концертники пикового Спрингстина, можно было только по отдельным трекам одного сборника кое-как представить, что он там такое живьем играл, чем, вроде как, себя вписал в историю. Для сравнения, The Who свой главный концертный альбом выпустил прямо в тот момент, когда главной живой рок-группой планеты и являлись. И вот в конце 2021-го у Спрингстина выходит запись концерта 1979 года, да еще и с подписью «легендарный» – ну что может быть неинтереснее?

Запись представляет собой, собственно, звуковую дорожку тоже впервые вышедшего фильма-концерта, где нарезаны два дня выступлений Спрингстина и его группы на фестивале против атомной энергии (собранном по случаю катастрофы на станции Три-Майл-Айленд – сериал «Чернобыль» американцы легко могли снимать прямо у себя в Пенсильвании). Выступающих было много, и даже в сумме два выступления дают только полтора часа – обычное шоу Спрингстина легко длилось три часа, даже когда у него и хитов-то особо не было. На концерт Спрингстин сорвался из студии, где писал новый альбом, и поэтому сет-лист представляет собой кашу-малашу из привычных для группы вещей раннего периода и еще необкатанных будущих стандартов. В сумме эта гора необязательностей, неудобств и неуместностей волшебным образом создала ситуцию для лучшего концерта Спрингстина в карьере (ну вы же не думали, что слово «легендарный» в названии появилось просто так?), который заодно является, может быть, идеальным сборником его лучших песен 70-х, ну и, конечно, уже в таком качестве – одним из лучших альбомов музыки 70-х. Теперь, скажите, захотелось?

Концерт сыгран, как и все концерты Спрингстина периода его наибольшей славы, на пределе интенсивности. Барабанщик стучит как не в себя, гитарист (кстати, Стивен Ван Зандт – Сильвио Данте из «Клана Сопрано») и клавишник свои партии играют лихо и ярко, периодически врывается бешеный, хотя и совсем не джазовый, саксофон. Сам Спрингстин поет так страстно, что хочется только анахронично сравнивать с пиковыми моментами молодого Джулиана Касабланкаса – большей частью его пение представляет собой белый соул, белый фанк, белый R’n’B, но на такой степени осатанения, что дальше уже начинается одержимость и вообще вопросы к ментальному здоровью. Но в отличие от всех остальных, задокументированных или известных нам только со слов очевидцев концертов, «No Nukes» из-за своей скоротечности вообще не имеет перепадов напряжения – там, где в трехчасовом сете Спрингстин отвлекся бы на медляк или даже прямо сделал бы перерыв, тут он с группой от начала и до конца шпарит на пределе концентрации. Если вас не тряханет на первых же «Prove It All Night» и «Badlands», то, ну, проверьте колонку, может быть, она просто выключена.

Первые четыре песни взяты с альбома 1978 года «Darkness on the Edge of Town» и, в целом, подтверждают задним числом нынешнюю репутацию Спрингстина (ну, кроме того факта, что на «No Nukes» он звучит круто): это мрачные загонные песни с критикой, так сказать, капитализма, про «бедных работяг». В «The River», одной из двух новых песен, Спрингстин идет так далеко, что заходит к нам в твиттер и поет, натурально, «Получил я, значит, работу на стройке / В «А-100 Девелопмент» / Но там давно уж нет никой работы / С нашей-то экономической ситуацией», ну только в рифму. Тем страньше для неподготовленного слушателя звучит следующий блок более ранних песен. Романтические и в буквальном смысле грандиозные, как огромные дома или звук церковного органа, «Thunder Road», «Jungleland», «Rosalita (Come Out Tonight)» и «Born to Run» напрочь лишены социальной конкретики и рисуют архетипические юношеские истории Побегов: «Входная дверь хлопает, платье Мэри взлетает / Как видение она притопывает на крыльце / Пока по радио Рой Орбисон поет для всех, кто одинок / Стоп, так это ж я»; «Босоногая девчонка сидит на капоте доджа / Пьет теплое пиво под звуки мягкого летнего дождя»; «Однажды, детка, не знаю когда / Мы доберемся туда / Где правда захотим остаться, но пока / Бродяги как есть, мы рождены, чтоб бежать». Студийные версии этих выдающихся песен получились у Спрингстин кто как («Born to Run» – брайануилсоновского уровня детализации шедевр продакшена, а вот «Jungleland» на альбоме звучит тяжеловато), но в живом исполнении они звучат идеально. Что еще поразительнее, никакого контраста с первым блоком песен они не составляют, а как будто рассказывают с другого конца ту же историю.

Дело в том, что прежде чем стать певцом рабочего класса, Спрингстин в первой половине 70-х успел несколько раз полностью переобуться. Фаза, где он был более-менее прог-рокером, до сольных записей не дошла, но вот стадия, где он пел многословный соул-фолк, зафиксирована на его первом альбоме, а стадия, где он был мечтальным поэтом психоделического R’n’B (позовите кто-нибудь Монеточку), даже оставила после себя первый его шедевр – похожий, опять же анахронично, на группу Broken Social Scene «The Wild, the Innocent & the E Street Shuffle». Первый ретроспективный концертник Спрингстина, изданная в 2005-м запись лондонского выступления от 75-го, показывает вообще не того Спрингстина, которого мы привыкли видеть: два часа там на сцене шепчет, кричит, рычит и завывает застенчивый красивый молодой человек в косухе и придурошной вязаной шапке. Концерт пролежал 30 лет на полке, потому что Спрингстин умирал от стыда смотреть свои выступления. Только вдумайтесь – одному из королей стадионных концертов как жанра было неловко смотреть на себя со стороны. Да, прозвище «Босс» Спрингстин получил в насмешку от своих коллег по группе за то, что долгие годы, пока не было менеджера, как самый исполнительный из них, сам забирал у организаторов выручку от концертов и, тушуясь, распределял между остальными – так взрослые говорят раскомандовавшемуся ребенку «ну ты прям начальник».

Благодаря сжатому хронометражу «No Nukes» становится наконец понятно, что все 70-е Спрингстин описывал одну и ту же смертельную битву человека с собственными желаниями и ожиданиями и только менял фактуру с обтекаемой городской романтики на скупой соцреализм. Навязчивые мечты, трепет в груди от одной мысли, что они могут осуществиться, холодный пот и учащенное сердцебиение от одной мысли, что ничего и никогда не осуществится, и наконец уже первые и по первости совершенно гигантские несоразмерные разочарования – вот герои его песен, а не списанный с мужа сестры работяга и какие-то эфемерные взаимозаменяемые Мэри и Вэнди. Протяжный волчий вой, который он издает в финале сказочной «Jungleland» – это буквально тот же вой, которым в «The River» он продолжает вроде как реалистичестический рассказ о распадающемся браке горячечными воспоминаниями: «Но я помню, как ездили на машине брата / Ее тело, влажное и загорелое / Ночью, на берегу, я не сплю / И прижимаю ее так близко, чтобы чувствовать каждый вздох/ Эти воспоминания все мучают меня / Мучают, будто я проклят / Мечта – это ложь, если она не сбылась?»

Когда это понимаешь, уже не кажется раздражающим последний блок альбома – полчаса полутанцевальной (рок-н-ролл ужасно устарел как танцевальная музыка) колбасы из дискотечных хитов юности Спрингстина. Альбом о красоте и ужасе воспоминаний и должен заканчиваться честным поклоном собственной юности, даже если слушателю полвека спустя все это уже не слишком интересно. Этот блок и мелодиями, и грувом уступает, например, тоже устроенному как беспрерывный расколбас концертнику Сэма Кука «Live At Harlem Square Club», но, согласитесь, если бы Макс Корж заканчивал свои концерты каверами на «Руки Вверх», «Пятницу» и Михея, никто бы не возмутился, а, может, даже и только сильнее разревелся. Со временем Спрингстин научился сам писать такие поп-хиты, которые бы сохраняли эмоциональную мощь его материала 70-х (см. «Hungry Heart», «I’m on Fire», «Brilliant Disguise»), а на «No Nukes» он на хитах просто отдыхает и дает отдохнуть слушателям.

Антон Серенков

Трое жителей роскошного многоквартирного дома на Манхэттене (в котором живет, например, певец Стинг!) подсели отдельно друг от друга на один криминальный подкаст. Актер, известный в восьмидесятые по роли сериального детектива Бразаса (Стив Мартин, который известен по своим комедийным ролям в восьмидесятые), но сейчас не занимающийся ничем. Неудачно закончивший театральную карьеру режиссер (комедийный актер Мартин Шорт, игравший часто в тех же фильмах со Стивом Мартином), который восемь месяцев не платил аренду. И Селена Гомез, которая по не очень внятным причинам живет в квартире своей тети без мебели и ремонта.

Как водится, после загадочного убийства в здании судьба сводит их вместе, и они от скуки (кстати, сериал ностальгически напоминает культовый «Bored to Death») загораются идеей не только раскрыть убийство, но и параллельно записать подкаст. Сам бог послал им в реальности их любимое медиа-развлечение. За десять серий постоянных очаровательных и праздных катаний в лифте и вламываний в чужие квартиры сериал познакомит нас со множеством харизматичных жильцов дома.

Вот бы такими же прикольными глупостями заниматься в семьдесят лет (желательно в такой же роскошной недвижимости) 

Детективный сериал создал сам 76-летний Стив Мартин вместе с соавтором. Все на месте от классического детектива: сыщики-любители, целая колода колоритных подозреваемых-жителей дома (одна из серий полностью будет посвящена подозрению певца Стинга в преступлении, странно ведь, что его главный хит «Every Breath You Take», если вслушаться, довольно криповый), ложные зацепки и более-менее внятная развязка. Но с постоянно присутствующим ощущением, что детективный сюжет тут постольку-поскольку, именно что любительский, как и сами экранные сыщики. Стив Мартин и его экранный компаньон 71-летний Мартин Шорт – отличные комедийные актеры, поэтому «Убийства в одном здании» более убедительны именно в комедийной части.

Неожиданно, насколько свежо выглядит их часто старомодный юмор (захочется и фильмы со Стивом Мартином посмотреть, и фильмы с Лесли Нильсеном, вот такое). Но совершенно нет ощущения старости. Все шутки про современный мир подкастов смешные, динамика симпатичных главных персонажей очень комфортная и уютная, непонимание Селеной Гомез дедовских поп-культурных ссылок забавна. Да и вообще иронично, что именно 29-летняя Гомез играет самого молодого и самого неэнергичного персонажа в сериале. А главной звездой неожиданно выходит именно Мартин Шорт, чьи комедийные ужимки настолько смешные, что только ради него хочется еще пять сезонов и фильм. Постепенно появится даже какая-то зависть, вроде «вот бы тоже такими прикольными глупостями заниматься в семьдесят лет (желательно тоже в декорациях примерно такой же роскошной недвижимости)».

Андрей Пожарицкий

Mode 7 Games

Черно-белый спецагент в костюме-тройке после короткого брифинга направляется гасить злодеев в обесцвеченных типовых помещениях боевиков: туалете общественного места, сомнительном тату-салоне, кузове куда-то мчащегося грузовика, входом для сотрудников какого-то злачного места. В отличие от боевиков, время в схватке сразу замирает, и спецагент каждый из возможных хуков, джебов или ударов вертушкой с разворота может предварительно прикинуть и оценить. Но зубы веером у врагов от этих ударов рассыпаются уже в нормальной скорости, так что все под контролем.

Редко какая игра называлась точнее, чем «Fights in Tight Spaces» – пошаговая карточная игра про драки в тесных помещениях. Как и большинство остальных игр, где жуткие по интенсивности бои показывались на минимальной скорости («Superhot», игра про Джона Уика), она чувствуется крутой и балдежной уже в первой же локации: парадоксальным и даже прямо контринтуитивным образом именно медлительность и пошаговость дают самый лучший ракурс на самые кровожадные и жестокие поединки. Если в сетевых или однопользовательских шутерах часто схваченные наспех пули или глупо пропущенные удары просто не вполне фиксируются созанием из-за скорости происходящего, то «Fights in Tight Spaces» дает прочувствовать буквально каждый удар, каждый подныр под руку противника и каждую пулю, которую очередной громила схватил от своего же, после того, как вы толкнули его на линию огня вместо себя.

Возможности для ваших ударов или движений на каждом ходы в «Fights in Tight Spaces» определяются тем, какие карты из предварительно собранной колоды выпали вам на руки. Это, с одной стороны, собственно, и отличает игру от других похожих, но и содержит ее единственную относительную слабость. Колоды для разных стилей боя собирать интересно, забавно оказываться, по воле случая, в принципиально непохожих ситуация просто на разных ходах одного и того же боя, но сама по себе это не очень интересная карточная игра – карты друг с другом особо не взаимодействуют и являются только формализацией того же процесса, по которому в обычном файтинге разные удары разбросаны по кнопкам мыши и комбинациям клавиш. Хотя, если вы просто хотите пару часов поразбивать людям челюсти в подвалах химчисток и между машин на улице, то никакой проблемы в картах не увидите и проведете время в «Fights in Tight Spaces» изумительно.

Антон Серенков

Vanity Fair

В 2013 году фбровцам из маргинального отдела украденных произведений искусства настучали на некоего старика в глуши, который у себя дома хранит гору нелегальных ценностей. «Гора – это сколько?», – спросили фбровцы. Вообще, частная коллекция в 100 предметов чего угодно – это уже много. «Гора – это, ну, тысяч двести всяких штук», – ответил доносчик. Фбровцы съездили к деду, а потом, отдышавшись, вернулись с караваном грузовиков с холодильниками и ордой специалистов. Оказалось, что, действительно, в полях за городком Москва все это время жил Дон Миллер, обладатель самой большой частной коллекции археологических находок страны, и все эти находки он самостоятельно раскопал во время полувековых поездок по ста странам мира. Да, городок Москва находится в штате Индиана, так что шутку про реального Индиану Джонса за всех нас как будто уже пошутила жизнь.

Статья «Vanity Fair» о деле Дона Миллера неожиданно соединяет разоблачение поп-культурного образа отчаянного ученого-арехолога, так чудесно переданного Стивеном Спилбергом и Харриссоном Фордом в фильмах об Индиане Джонсе, с завороженным любованием уже обновленной, гораздо более правдоподобной версией этого образа.

Сам Миллер потребовал, чтобы его ни в коем случае не кремировали, а обязательно закопали

Во-первых, Индиана Джонс должен быть помешан не на приключениях, а на собирательстве, коллекционировании. Дон Миллер забил свой большой дом, его подвалы, пристройки, сараи и погреба бесконечными лодками, палками, горшками, тарелками, коробками и мешками с костями, черепками, обломками стрел и всякой всячины в количестве, ну, все-таки не 200 000 экземпляров, но все равно порядка 40 000, не для того чтобы ими любоваться, а просто потому что не мог остановиться, и все собирал, собирал и собирал. В отличие от адреналиновых наркоманов, кем, очевидно, является спилберговский Индиана Джонс, Миллер был гораздо более знакомым нам всем типом: такие же люди рецензируют на сайтах каждую выпитую бутылку пива, используют оставшуся от бабки квартиру для хранения коллекции «Лего», увлекаются радиотехникой и работают кодерами. Миллер по возрасту айтишником быть не мог, но в армии получил специальность радиотехника и даже, как всем рассказывал, участвовал в испытаниях первой ядерной бомбы.

Во-вторых, археология в своей основе – самое буквальное гробокопательство. Миллер всю жизнь провел в командировках от благотворительных организаций по далеким странам, где в рабочее время строил церкви, а в свободное шел к местным жителям и за бутылку узнавал, где у них тут ближайшее старое кладбище, а потом являлся туда с лопатой. Фбровцы нашли у него коллекцию фотографий и видеозаписей из поездок: вот он, с улыбкой от уха до уха, стоит рядом с детским гробиком в Мексике; вот он, довольный и счастливый на фоне бульдозера, любуется горой костей в Папуа Новой Гвинее; вот, как Гамлет, на отставленной руке рассматривает человеческий череп у дверей разоренного склепа где-то в Новом Орлеане. Статья фокусируется на многочисленных отрытых Миллером трупах индейцев, но сильнее бросает в дрожь случайная коробка из-под сигар, в которую Миллер складывал бесхозные откопанные зубы, да забыл, и в итоге коробка просто пылилась где-то в комоде на кухне, между мукой и выветрившимися специями.

Что у Спилберга было показано точно, так это судьба любого рода древностей в руках государства. Изъятые у Миллера предметы ФБР хотело сдать на временное хранение какому-нибудь музею, но никто не согласился, и тогда их просто разместили на обычном складе. Иностранные кости постепенно разобрали и по почте выслали в страны происхождения (растроганный посол Гаити сказал, что его стране отродясь ничего украденного не возвращали), а вот все остальное так и лежит там сейчас на полках. Сам Миллер умер еще в 2015-м, ему был 91 год. Он потребовал, чтобы его ни в коем случае не кремировали, а обязательно закопали вместе с парочкой личных предметов – убежденный расхититель гробниц, он позаботился доставить пару приятных минут своим коллегам в далеком будущем.

Антон Серенков