Побег из тюрьмы и еще 4 занятия на выходные

tbilisifilmfestival.ge

Вопреки расхожему мнению, радикальный, экспериментальный кинематограф существует не ради того, чтобы претенциозные хипстеры заставляли себя высидеть несколько часов пустопорожней фигни и потом щеголялись перед сверстниками своим интеллектуальным превосходством, а ради того, чтобы за счёт самых свежих и невиданных выразительных средств вызвать у человека максимальный эмоциональный отклик, пусть и в рамках устоявшегося сюжета. Участвовавшая исключительно в нишевых смотрах, целиком снятая на старенький телефон SonyEricsson грузинская постдокументальная драма на три с половиной часа «Let the Summer Never Come Again» – идеальный пример именно такого радикального кино, понятного и удивительно трогательного для более-менее любого зрителя.

Кажется, достаточно легко догадаться, почему именно мутное пиксельное сито под величественную классическую музыку – это самая ностальгически-прекрасная эстетика для современного кино о любви; так же вполне реально разобраться и почему многоминутные съёмки ночного вокзала с его освещёнными густыми жёлтыми фонарями пустыми залами и хмурыми билетерами – это идеальное вступление перед первым прибытием героя из провинции в большой город. Неудачные прослушивания героя в балетную труппу и его участие в подпольных боях для пущей остроты чувств перемежаются съёмками бездомных котов и фокусом на эффектно выделенных из кучки пикселей в периферии кадра случайных прохожих. А к тому моменту, когда отчаянная попытка героя-неудачника выйти на гей-панель оборачивается эпической историей любви, уже, кажется, ничего объяснять не нужно, остаётся только смотреть.

Никита Лаврецкий

В манга-рассказах Одзи Судзуки царят контрастные тени и безвременная печаль. Сборник «A Single Match» начинается с истории мальчика, простудившегося во время проливного дождя, и теперь, лёжа под присмотром бабушки, переживающего лихорадочный сон о железнодорожном путешествии в компании старшего брата, которого у него в реальности никогда не было; и продолжается такими же бессюжетными зарисовками, в которых смешиваются депрессивная реальность японской провинции, сюрреалистические сны и полузабытые ностальгические воспоминания, а члены семьи, старые любовники и просто случайно встретившиеся путники с трудом находят слова, чтобы делиться друг с другом своей тоской.

В этой рубрике мы уже несколько раз писали о замечательном японском жанре кинематографического комикса из 60-х и 70-х – гэкиге; работы автора Одзи Судзуки также к нему относятся. Как и стоило ожидать, гений гэкиги Ёсихиро Тацуми всё ещё вне конкуренции в плане человеческой правдоподобности и лаконичности своих экзистенциальных рассказов, а второстепенные авторы вроде Судзуки, Тадао Цугэ и Сигэру Мидзуки только сильнее оттеняют его величие, показывая художественные крайности, которых тот, к счастью избежал. Мидзуки в худшие моменты занимался скучной этнографической публицистикой (у Тацуми тоже есть сборник рассказов на этно-материале, только он на самом деле сводится к остроумным моральным историям, а не ограничивается пересказом фольклора); Цугэ тяготел просто к излишне литературным рассказам (это, вопреки мнению людей, верящих в медиумную иерархию, вовсе не комплимент для комикса), в которых рисунки превращались в плоские иллюстрации, а Судзуки, наоборот, от всякой литературности напрочь абстрагируется, почти весь текст заменяя на бесконечные звуки стука колёс, воя ветра и спетых крестьянами народных песен. В результате больше половины его сюжетов практически не поддаются расшифровке на уровне цепочки событий или точной природы отношений между героями; впрочем, и до совсем бесполезных каракулей Сусумы Кацуматы (ещё одного автора гэкиги, чьи работы в этом десятилетии впервые издало на английском канадское издательство Drawn & Quarterly) он не скатывается – чистой атмосферы и глубокой тоски в одних только пейзажах оказывается достаточно, чтобы наделить происходящее человеческим смыслом.

Может показаться, что только наследие Тацуми в этом случае и имеет смысл читать в 2019 году, но это не совсем так. Вопреки логике ежегодных наградных гонок, удовольствие от любых видов искусства вытекает не только из однозначной мощи высказывания, но и из разнообразия стилей и художественных средств. Хороший, но второстепенный мангака Одзи Судзуки – это определённо достаточно самобытный автор, чтобы развлекать читателя в рамках этого разнообразия.

Никита Лаврецкий

medium.com/truly-adventurous (Woraphon Nusen/Getty Images)

Люди, как известно, делятся на тех, кто любит фильм «Славные парни», и тех, кто его не смотрел. События, показанные в фильме, являются немного перекомпанованной и кое-где переделанной для наглядности экранизацией совершенно реальной истории. Развращенный обзорами Badcomedian постсоветский зритель может не поверить википедии в том, что переделки сценаристов были минимальными, не добавляет веры в показанное и информация, что актеры импровизировали часть своих диалогов: у нас под импровизацией понимается, конечно, отсебятина, а не додумывание вжившимися в роль актерами реплик за персонажей. Специально для таких людей американский журналист Грег Николс в недавней огромной статье пересказал события, случившиеся с прототипом главного героя «Славных парней» Генри Хиллом сразу после событий фильма. Википедия описывает эту историю в четырех предложениях, ну а у Николса выходит гротескная черная комедия не хуже той, что была у Скорсезе.

Как и фильм, текст представляет собой безостановочный девятый вал бредовых, глупых, странных, страшных, идиотских и каких угодно, только не «обычных» «жизненных» сцен. Первое, что сделал Хилл, согласившись стать информатором ФБР, это потребовал включить в программу защиты свидетелей не только его жену и детей, но и двух любовниц. В провинциальном городке, куда его отправили под вымышленным именем, он немедленно открыл бизнес и засветился в темных очках и с накладными усами на первых полосах местных газет, после чего попытался обжулить губернатора штата и был вынужден сменить имя и дислокацию еще раз. На новом месте он принялся разгуливать по улицам в майке с надписью «Нахожусь в программе защиты свидетелей», завел роман с местной парикмахершей и, не разводясь с женой, женился еще и на ней – ну имя-то у него теперь было не Генри Хилл, кто что докажет. Тут на его след вышла знаменитая женщина частный детектив, которая путешествовала по стране, выслеживая людей вместе с напарником-негром и ребенком, который за деньги иногда притворялся ее сыном. Детектива наняли бывшие подельники Хилла из Нью-Йорка, так что он снова оказался в смертельной опасности.

Даже в процинции Хилл по старой привычке просыпался рано утром, наряжался в деловой костюм и шел в таком виде в продуктовый за хоть какой-нибудь едой, похожей на итальянскую. Вместо «Дон Периньон» он говорил «Дон Перенин», ну понимаете, как «Евгений Онегин». Он хранил кокаин в банке из-под майонеза. У него был телефон с золотым дисководом. Этим телефоном его первая жена избила мывшуюся в душе его вторую жену, когда застала их вдвоем. Когда вторая жена посмотрела «Славных парней», она чуть не разревелась на сцене, где Рэй Лиотта сравнивает Лоррейн Бракко с Элизабет Тэйлор – в реальной жизни Хилл говорил ей то же самое. После фильма, она сложила в голове некоторые реплики Хилла, которым раньше не придавала значение, и теперь считает, что знает, где закопана часть украденных в показанном в фильме ограблении денег. В статье есть адрес этого места, ну вдруг вам надо. Заканчивается статья тем, что присмиревший и пересмотревший жизнь под впечатлением от сериала «Клан Сопрано» Хилл извиняется перед второй женой за все беды, какие он ей принес, и закуривает сигарету в кафе, где курить нельзя. «Тут менеджером мой корешок, он разрешил», – говорит Хилл и тут же является менеджер, который выставляет их за курение вон.

Один из первых комментариев под статьей: «Мне сначала казалось, что это художественный рассказ». Иногда жизнь реального человека из плоти и крови – готовый синопсис отвязного фильма.

Антон Серенков