Что почитать, послушать и посмотреть в эти выходные. Только проверенный товар.
Альбом «i,i»
Bon Iver
Jagjaguwar
Минуло уже больше десяти лет с выхода одного из самых прославленных альбомов американского инди-рока «For Emma, Forever Ago» и почти двадцать лет с начала карьеры его автора – певца и музыканта Джастина Вернона. Для человека это большие сроки, а для поп-культуры и вовсе гигантские. Немудрено, что насчет свежего четвертого альбома группы Вернона Bon Iver с замечательно звучащим на русском названием «i,i» путается и сам Вернон, и его слушатели.
Вернон в интервью с упоением рассказывает, что над альбомом трудилась чертова прорва изумительных музыкантов, что вкупе с упоминаниями группы Grateful Dead и наркотиков создает в голове картину какого-то большого и старомодного джем-рока. В реальности «i,i» звучит вообще не как рок, а как синти-поп: харизматичный голос Вернона то тихо, то громко, то шепча, то бася, то завывая, то поскуливая фокусирует на себе внимание слушателей, а вокруг него увивается склеенный на компьютере калейдоскоп разных забавных звуков. Звуки эти, действительно, издают несколько десятков превосходных музыкантов, но слушателю от этого легче не становится: на Grateful Dead это не похоже, а похоже скорее уж на Depeche Mode или, если вспоминать музыку молодости Вернона, The Postal Service. На концертах Bon Iver никаких хиппи тоже не наблюдается: когда Вернон со сцены спрашивает, кто в зале сейчас под кислотой, часто с поднятой рукой ему приходится стоять в одиночестве.
Журналисты при этом тянут из Вернона рассказы о том, что он в своих песнях хотел сказать, и он сообщает, что в одной критикует токсичную маскулинность, в другой Трампа, ну и в других еще по мелочам. Понятно, откуда такое желание возникает: «For Emma, Forever Ago» в свое время воспринимался как подбирание упавшего после смерти Эллиота Смита флага эмоциональной исповедальной поп-песни, по инерции те взгляды продолжают распространять на Вернона и по сей день. Однако не будет преувеличением сказать, что поет на альбоме Вернон самую натуральную бессмысленную галиматью. «Я стоял на улице накуренный / И только надеялся, что быстро не протрезвею», «Это для сестры / А это для клена» и так без конца.
Легко сравнить эту чепуху с нехитрыми текстами недавнего альбома Дэвида Бермана. «Я любил свою маму / За то, что она была добра и искренна / Была, была, была». Вроде бы, ну уж куда проще, однако за прошедшее с выхода альбома время Берман покончил с собой, и эти строчки звучат болезненно и предельно точно: не было в жизни 52-летней вроде как звезды инди-рока ничего, кроме воспоминаний о матери и любви к ней, он так все и спел. Если Вернон завтра умрет, от него ни одной такой строчки не останется.
Забылось, что реальная популярность его самой известной песни «Skinny Love» опирается даже не столько на огромную поддержку прессы и эффект от победы на «Грэмми», сколько на то, что в 2011-м ее перепела деревянным громким голосом участника шоу «Голос» 14-летняя певица Birdy, что-то вроде Леры Яскевич на наши деньги. Лишенная мастерской работы Вернона с фактурой звука, песня оказывается пустой и скучной: с тем же успехом это мог быть белорусский номер на «Евровидении», а автором – Виктор Дробыш.
Вернон не рокер и не поэт, а поп-звезда. Он не переплавляет жизненный опыт в абстрактную форму, а будто возвращает вам ваши мечты в чуть лучшем, посвежевшем, достижимом и изящном виде. Альбомы Bon Iver работают не как источники новых впечатлений, а как саундтреки к уже пережитому или как обещания будущих чувств. «For Emma, Forever Ago» превращал депрессию в тему для лучших сторис в инстаграме, «Bon Iver» освещал неоном поездку с родителями в машине с включенным радио, «22, A Million» обещал, что однажды вы разберетесь во всей той классной музыке, которую теперь можно послушать через интернет.
«i,i» – первый альбом Bon Iver, который не создает новые декорации для слушательского эскапистского наслаждения, а лишь использует уже сработавшие. Лучшая половина песен на альбоме – это то, что на английском называется power ballads – песни, все эмоциональное содержание которых сводится к тому, чтобы как-то обрамить переходящий на крик красивый, сильный, всегда настраивающий на приятную меланхолию голос Вернона. Выстраивание напряжения, постепенное карабкание к катарсису и взрыв припевов в «Hey, Ma», «Naeem», «Faith» и «Salem» сделаны настолько изящно, насколько это вообще возможно. С новым альбомом Bon Iver едут в свой первый стадионный тур и, прямо скажем, по делу – это идеальные песни для прослушивания в толпе и с зажигалкой в руке.
Другое дело, что глаз режут очевидные упущенные возможности. Например, лучшая песня альбома, двухминутная «We» соединяет бит битмейкера Young Thug и Future с крайне находчивым фальцетом Вернона (как будто Майкл Джексон действительно стал белым) и плывущей эмбиент-джазовой аранжировкой таким причудливым образом, что, кажется, еще чуть-чуть, и Вернон превзойдет своего самого именитого коллегу Канье Веста. Намеки на такую полижанровую, мультиинструментальную, уворачивающуюся от любых определений и функций эстрадную песню были щедро разбросаныв предыдущих альбомах Вернона, но на «i,i» она, увы, больше не возвращается.
Впрочем, в качестве самостоятельного, отрезанного от остальной дискографии Bon Iver, арт-поп-альбома «i,i» работает существенно лучше любого другого предложения в этом году и сложно представить себе человека, который не будет им очарован как минимум на первые пять, а то и десять прослушиваний.
Антон Серенков
Фильм "Сувенир"
Режиссер Джоанна Хогг
A24/Curzon Artificial Eye
Очень интеллигентная, но очень скучная студентка киношколы, попеременно страдающая от необходимости ежемесячно просить у мамы деньги на аренду красивой лондонской квартиры и от сложностей в придумывании соцреалистического кино о рабочей семье из маленького города, встречает ещё более утончённого и приятного в общении молодого дипломата. Дипломат из раза в раз заставляет звучать тревожные звоночки (пропадает без причины, обманывает, просит деньги), но, как это бывает у интеллигентных людей, даже большие эмоции здесь в конце концов не взрываются, а лишь мучительно проглатываются.
«Сувенир» – это идеально ясное и искреннее кино о малоприятной любви, рассказанное от первого лица. Дело здесь не просто в том, что режиссёр Джоанна Хогг писала сценарий, опираясь на собственный студенческий опыт, а в том, что она не стала придумывать большую художественную драму, исполненную яркими экранными героями, а вместо этого сфокусировалась на залипших в памяти маленьких банальностях личной жизни, которые только глядя от первого лица и возможно заметить. Кастинг бледной и непримечательной, почти прозрачной Онор Суинтон-Бирн в качестве главной героини (её мама Тильда Суинтон, соответственно, играет маму) также служит цели погружения в рассказ от первого лица: в данном случае зритель как раз и должен смотреть как бы сквозь героиню; неслучайно то, что почти все её крупные планы появляются при взгляде в зеркало, а странным образом харизматичный Том Бёрк, наоборот, приковывает к себе взгляд.
Стоит ли говорить, что такое сдержанное повествование, лишённое драматургических штампов, но зато преисполненное точных жизненных наблюдений, всегда ударяет под дых сильнее любых сконструированных Голливудом драматургических махин?
Никита Лаврецкий
Сериал "Атака титанов"
Funimation
Зачем вообще обычному человеку смотреть японские мультики аниме? Этот на первый взгляд резонный вопрос предполагает, что аниме – это что-то странное и нишевое, а у обычного человека полно альтернатив, что смотреть по телевизору. Какой смысл выискивать какие-то там японские мультики, если можно просто зарядить очередной сезон какого-нибудь зрелищного фэнтези-сериала, с его настоящими взрослыми политическими интригами, изобретательным кинематографичным экшеном и с каждой серией усложняющейся внутренней мифологией. Погодите, но ведь под это описание из всей мировой телеиндустрии без натяжек только и подходит аниме «Атака титанов», а ближайший игровой аналог «Игра престолов» по всем пунктам в конечном итоге оказывается в проигрыше. Выходит, что даже обычному человеку никаких альтернатив просмотру аниме не найти.
Закончившаяся этим летом вторая половина третьего сезона «Атаки титанов» снова отправила группу повидавших виды солдат-подростков в эпицентр крайне напряжённого действия (экзистенциальный ужас у героев вызывают не только внезапные вражеские засады, но и большие стратегические победы – ведь дальше будет только страшнее и сложнее), а после этого в очередной раз перевернула моральную вселенную сериала с ног на голову, раскрыв самый большой в истории сериала твист. За твистом, показывающем подлинную предысторию заглавного расового конфликта, последовали обвинения сериала в фашизме и антисемитизме от американских журналистов; эти обвинения, конечно, абсурдны (во-первых, фэнтези-вселенная «Титанов» слишком абстрактна для прямых аналогий, и даже в самой журналистской колонке фашистами по очереди оказываются противоположные стороны конфликта; во-вторых, основной мыслью сезона стала зыбкость любых моральных ориентиров и падкость людей на дезинформацию и идеологию – всё это несовместимо с какой-либо пропагандой).
В то же время, сам уровень дискуссии вокруг сериала (на обвинительную статью издания «Polygon» быстро ответили оппоненты из «Collider»; сами сравните эти тексты с любыми обсуждения последнего сезона «Игры престолов») однозначно сообщает, что более обязательного к просмотру сериала в прошедшем телесезоне мировая поп-культура не предлагала.
Никита Лаврецкий
Комикс «Bad Gateway»
Саймона Хансельманн
Fantagraphics
Вконец доконав жестокими пранками своего относительно благополучного сожителя Сову, слакеры Мегг и Могг остаются сами по себе пробивать очередное дно своего бессмысленного существования. И даже в самые жалкие и депрессивные моменты (после ухода платившего большую часть ренты Совы Мегг вынуждена ради пособия прикидывается душевнобольной в офисе биржи труда; очередное пьяное приключение с Оборотнем Джонсом заканчивается сценой нюхания попперсов, пролитых на асфальт парковки супермаркета, – естественно, на виду у всех прохожих) комиксы Саймона Хансельманна продолжают оставаться гомерически смешными, как мало какие в мире ситкомы.
В отличие от предыдущих книг о приключениях (если этим словом можно назвать в том числе многие страницы упоротого сидения на разваливающемся диване) Мегг, Могга и Совы, «Bad Gateway» – это не сборник ранее опубликованных стрипов, а свежий, лишённый филлера материал, нарисованный специально для нового издания. Том на 170 страниц включает в себя всего пять длинных историй: кроме похода за пособием на биржу труда и эпизода нюхания попперсов с асфальта здесь находится место истории передоза Оборотня Джонса, не справившегося с отцовскими обязанностями, и построенному вокруг большого трогательного флэшбека рассказу о детских коньках Мегг – в настоящем времени их, разумеется, приходится отнести в ломбард ради дозы. Саймон Хансельманн очевидно находится на пике своей творческой формы: пишет длинные, безупречно живые ситкомные диалоги; продолжает эмоционально усложнять и без того точно выверенную динамику отношений между персонажами. Выдающуюся продуктивность Хансельманна подтверждает тот факт, что из его зинов, нарисованных между выходом двух книг в 2017–2019 годах («Apartments», «Lucidity», «Romance», «XMP-165», «Knife Crime»), можно было бы составить ещё один сборник, практически не уступающий в читабельности «Bad Gateway», разве что не так стремительно двигающий вперёд общий сюжет саги.
Вместе с возросшей драматичностью действия, новая книга Саймона Хансельманна, кажется, впервые очерчивает и границы его творческого метода. Откровенно сентиментальные эпизоды вроде истории с коньками всё ещё работают без проблем, однако клиффхэнгер с визитом Мегг к своей увядающей маме-наркоманке обещает выход следующей книги на новую рискованную территорию. Именно с этой во многом автобиографической сюжетной линией Хансельманн давно испытывает трудности: газетный стрип с участием мамы Мегг «Megg’s Coven» был заброшен в 2012 году на четвёртом выпуске; графический роман «Megg’s Coven» анонсировался следующим на очереди к выходу в конце каждого из трёх предыдущих изданий о Мегг и Могг. Хочется верить, что именно сейчас и наступил тот судьбоносный момент, когда Саймон Хансельманн сможет-таки рассказать кромешно чёрную историю своих отношений с матерью, используя когда-то позаимствованных для своих торчковых стрипов персонажей детского мультика. Кто знает, может, это и есть самый эффективный способ рассказа такой истории.
Никита Лаврецкий
espn.com
Весной 1988-го студент Калифорнийского технологического института (73 нобелевских лауреата в числе сотрудников и выпускников) пришел вместе со своей девушкой на консультацию к завучу по воспитательной работе. Завуч, профессиональный бегун, участник Олимпийских игр 1976 года, послушав молодых людей, заявил, что их проблемы в общении вызваны недостаточно сильным либидо юноши. На вопрос, так а что же тогда делать, завуч ответил, что знает одно средство, молодому человеку надо только зайти к нему домой вечерком. Вечерком юноша пришел к завучу, лег на диван, а завуч, что бы вы думали, намазал руку лосьоном, сунул юноше в штаны и схватил за член.
Все истории секса по согласию похожи друг на друга, каждая история сексуального насилия гадка по-своему. История Конрада Мейнверинга насчитывает четыре десятилетия монотонных манипуляций с членами молодых людей, решивших добиться серьезных успехов в легкой атлетике. Всем жертвам Мейверинг объяснял, что интересуется физиологией и психологией, в частности придерживается теории, что показатели бегунов улучшаются во время сексуального воздержания – а затем укладывал достаточно воздержавшихся юношей на спину и брался за лосьон. Огромный материал об этой истории на сайте спортивного канала ESPN содержит множество описаний отдельных эпизодов, которые от частоты повторения почему-то только становятся интереснее.
Вот в 70-х Мейнверинг, чернокожий уроженец острова Антигуа, но гражданин Англии, говорит молодому бегуну, что если тот хочет хорошенько подготовиться к олимпиаде, то должен прийти ночью в лес за тренировочным лагерем, а перед этим почистить зубы. Вот он командует другому юноше «вызвать эрекцию силой мысли», «убрать эрекцию силой мысли», снова вызвать и наконец собственноручно от нее избавляется. Вот в 2010-х он дошел до того, что с видом знатока комментирует скорость отвердения члена лежащего перед ним очередного спортсмена: «Наша цель – пройти путь от 0% до 100%, и ты пока справляешься». Чтобы не казалось мало, одним из спикеров статьи выступает человек, заработавший состояние на специальной подушке для вскармливающих женщин под названием «Мой грудьший друг».
Десятки жертв Мейнверинга жалуются на то, что из-за растления всю жизнь мучались от стыда и ходили к проституткам в массажные салоны, чтобы раз за разом переигрывать первый сексуальный опыт. Мейнверинг оправдывается тем, что сам был растлен в 9 лет, правда, не помнит точно, кем и как, а также уточняет, что свой метод физиотерапии позаимствовал у древних греков. Тут история из болезненно-смешной становится какой-то по-плохому парадоксальной: античность, сводившая образование к риторике и атлетике, действительно считала сексуальные манипуляции учителей с учениками частью воспитательного процесса. Один из учеников Мейнверинга, доминиканец Феликс Санчез после занятий по методике Мейнверинга дважды выиграл Олимпийское золото. Многие другие воспитанники Мейнверинга до сих пор молча переводят ему необходимые для ведения судебного процесса деньги в благодарность за науку.
Какие из всего этого следуют выводы кроме того, что все, что касается секса и его влияния на людей, – совершенейший темный лес – бог знает, но статья, собственно, никаких выводов и не делает.
Антон Серенков
Обложка: A24/Curzon Artificial Eye