Лучший белорусский фильм года без регистрации и смс

– Я работаю в Белтелерадиокомпании на третьем телеканале кем-то вроде оператора эфира. Если где-то на всю страну черный экран показывают, то это я виноват. Там довольно грустно, мы сидим в техническом корпусе, мало кого видим, сами никаких передач не делаем.

Года три назад мы с приятелем завели паблик про кино «Chillerama». Главное было не в том, что мы туда что-то писали, а в том, что туда приходили люди, которым нравились те же фильмы, что и нам. Тома Гранаткина, у которой в «Мае» вторая главная роль, оставила пару комментариев в паблике, так мы и познакомились. Меня часто спрашивали знакомые, а чего я сам не сниму что-нибудь. До прошлого года сама мысль об этом была страшна: непонятно было, что делать, как и о чем снимать. Но потом я побывал на съемках «Белорусского психопата» Никиты Лаврецкого. Было очень интересно смотреть, как он работает, и я впервые задумался, что ведь и правда это не так и сложно, вполне реально снять фильм просто за два дня. Я писал Томе километровые письма об этих съемках. Даже не думал раньше, что могу потратить вечер на такое.

В ноябре 2015-го я съездил к Томе в гости в Мюнстер, где она училась и только-только защитила диплом. Сейчас она работает тестировщиком в Берлине, а тогда у нее был момент неопределенности и растерянности. Когда я вернулся домой, мне, ну как сказать, стало грустно. Где-то далеко есть человек, с которым тебе интересно, и ты даже не знаешь, встретитесь ли вы еще. Мне в кино интереснее эмоциональные состояния, а не истории. В «Мае» я и хотел передать именно вот настроение меланхоличной неопределенности, которое возникает у людей, когда они не знают, куда им двигаться дальше.

Я сам из Витебска, сцены в начале фильма сняты с моими реальными приятелями, с которыми мы раньше играли в футбол. У меня ничего своего нет, вся техника – Никиты. Он снял все белорусские эпизоды, и даже монтировали фильм на его ноутбуке, потому что мой старый. Перед поездкой в Германию Никита мне объяснил, что за камера, что за параметры: диафрагма, выдержка, светочувствительность. Забавно, что мы с ним оба любим современное инди-кино, но представления о том, что хорошо, у нас противоположные. Он любит мамблкор, импровизацию и замотивированность, а мне наоборот нравятся, как их Никита называет, «эмо-фильмы», где мало говорят, где много музыки за кадром и взглядов вдаль. Мой любимый режиссер – Мэттью Портерфилд, это, по-моему, самый яркий представитель такого интимного реализма сейчас. В прошлом году он снял короткометражку в Берлине, там примерно про то же, что у меня: американка живет в Германии, переписывается с родными, переживает мимолетные увлечения. Я посмотрел ее как раз, когда вернулся в Минск, и решил, что тоже хочу что-то такое снять. У меня даже финал случайно цитатный получился.

До фильма я даже и перед камерой ни разу в жизни не стоял. Все мои воспоминания о публичных выступлениях в школе или университете – это дрожащие руки и запинающаяся речь. А тут оказалось, что Никита собрался снимать сериал «Киномантра», и получилось, что я у него еще и порепетировал. «Киномантра» – это сериал о вымышленном белорусском киножурнале, его деспотичном главном редакторе и двух журналистах.

В конце мая поехал в Германию еще раз. Тома живет не в такой квартире, как мы сняли. Это квартира еще одной моей знакомой из Минска, Жени, ее голос слышен за кадром в одной сцене. Парень Жени тоже белорус, программист, а она пробует поступить. В сцене разговора на лавочке Тома сидит с Таней, с ней я познакомился, опять же, в интернете, на «Кинопоиске». Она добавилась ко мне в друзья, я вижу, что она много триллеров, хорроров смотрит, американское фестивальное кино. У меня таких друзей раньше и в помине не было. Я выждал пару месяцев и написал ей. За месяц до того, как я собрался ехать в Берлин, оказалось, что она хоть и из Могилева, но уже 9 лет учится и живет в Германии. На «Кинопоиске» нет фотографий, а спрашивать, как она выглядит, я постеснялся и первый раз увидел ее в день съемок: встретились на Александерплац и пошли сниматься.

Работаю себе по распределению тихо-мирно, но живу и постоянно задумываюсь: блин, ничего же не меняется

Таня вот буквально на днях защитила диплом и говорит: «Я не знаю, что будет дальше». Все мои знакомые в Германии рассказывают, что у них большие сложности с социализацией и нет людей, с которыми можно близко общаться. Я и сам закончил университет, работаю себе по распределению тихо-мирно, но живу и постоянно задумываюсь: блин, ничего же не меняется, а я не понимаю вообще, правильно это или неправильно. Отчасти цель фильма в том, чтобы объединить хотя бы фильмом нас всех друг с другом.

А теперь – прямое включение из специальной киноведческой беседки, где, развалясь, сидят Алексей Свирский и редактор «Как тут жить» Антон Серенков. Осторожно, спойлеры!

– Леша, чудесный фильм. У меня в голове рой мыслей, но ты расскажи, пожалуйста, сначала своими словами, что происходит в той части, что еще до Германии?

– Ну, там все очень пунктирно. Поскольку моя цель была – не выстроить сюжет, а транслировать настроение, нужно было просто уместить в день хоть какие-нибудь события. Я подумал, что будет интереснее, если в фильме будет побольше локаций.

– То есть ты не мог сказать, что это просто пятница и парень после работы на дачу решил поехать?

– Ну, там телефонный разговор намекает, что его кто-то попросил откуда-то что-то забрать, и вот он куда-то едет. Неважно, кто и куда, он просто делает действия. Мне самому только за таким и интересно наблюдать в жизни людей. Герой приезжает на дачу, а чтобы было грустнее, он туда просто не попадает.

– В чем прикол? Замок сменили?

– Да черт знает. Ну просто не открылась.

– Так это его дача? Или его попросили на дачу друзей Никиты Лаврецкого зайти, а тех нет дома?

– Да его это дача. Наверное. Ну, бывает такое, замки ломаются. Мне кажется, эта мелочь не важна. Я понимаю, что многих людей, которые сегодня смотрят кино, интересуют конкретные ответы и «что, почему, как», но, по-моему, это все не очень важно.

– Хороший выпад. Ладно, что он дальше делает?

– Дальше все. До вечера он проводит время за городом. Делать ему нечего, такое у него внутреннее состояние. Я не продумывал, почему он там остается…

Самому-то мне приходится иногда ходить выпивать, просто чтобы вообще хоть что-то делать, а не в углу сидеть в одиночестве

– Нет, с этим нормально. Он гуляет, устал, возможно, он голодный и просто уснул на этом бережку. Что за девушка в пончо или в чем она там?

– А. Ну да… Просто элемент атмосферы. Она ничего абсолютно не значит. У меня есть знакомая Ульяна, у нее такой загадочный вид, и я понял, что хочу использовать это в фильме. Я вообще хотел эту сцену снять сначала в сумерках, чтобы был такой кусочек сказки в реализме.

– Это лучшая сцена фильма. Есть три момента, после которых я понял, что это хороший фильм: футбол в начале, девушка на берегу, кружка «Арсенал» и кинотеатр «Арсенал». Это события и фантазии, которые были и у меня. Я точно помню, как лет в 17, когда у меня совершенно не было друзей и все мои знакомства были только с людьми, с которыми я играл в футбол, единственная внятная картина того, как я знакомлюсь с девушкой, была такая, что она просто берется из воздуха. Эти сцены точно угадывают этот переход, их объяснять не надо, они потрясающе точные и сняты прямо для меня.

– Спасибо, спасибо. Ну да, но у меня нет каких-то конкретных посылов, для кого я снимал фильм, почему. Я воспринимаю кино как конструктор, из которого ты создаешь пространство, в котором зритель будет считывать уже свое. Можно говорить, что автор абстрагируется, уходит от ответов, но мне интереснее сделать так, чтобы другие могли находить для себя что-то знакомое, люди, которых я не знаю по именам, но которые были бы мне близки.

– Ну ты можешь говорить, что у тебя нет посылов, конечно, только они есть. Это фильм про тебя, меня и еще огромное количество молодых интеллигентных белорусов. Людей, у которых все хоть какие-то осмысленные контакты в жизни приходятся на футбол. Это моя жизнь лет до 19, у меня физически не было друзей в школе, с которыми я мог бы говорить хоть о чем-то серьезнее. Общение получалось на темы, которые занимают в лучшем случае пять процентов внимания.

 – Да, у меня в университете такая же ситуация была.

– И я понял все это только вот пару лет назад, в 18 я только мог испытывать то, что ты фиксируешь в фильме: отчаяние, одиночество, грусть. В 18 люди не понимают, что с ними происходит, в чем с ними проблема. Что футбольный клуб «Арсенал» и кинотеатр «Арсенал» – это разные вещи. Что есть люди, которые любят разговоры про футбол, а есть люди, которые любят разговоры про кино. До всего этого надо додумываться и додумываться долго. Ну вот ты рассказал, что ты после поездки в Германию в ноябре был в депрессии. Сколько ты там был?

– Да три дня всего. 

– Три дня. Просто три дня с ровесницей погуляли и поговорили про любимые фильмы, что тут сложного, казалось бы. И вот ты приезжаешь обратно, и как будто в пустыню.

– Ну, на самом деле, да. Ты вот сейчас это обозначил, это в принципе действительно и моя проблема. Наверное, если так уж говорить, то да, это я и имел в виду.

– У тебя еще редчайший белорусский фильм, где никто не пьет пиво. У нас все обсуждение разницы между интеллигентными людьми и неинтеллигентными подменяется пустым трепом про то, что есть нормальные люди, а есть хипстеры, которые носят бороду и пьют крафтовое пиво. А причем тут борода, это же ложь все. Просто есть люди, которые реально любят разговаривать про книги, фильмы, музыку. Любят и все – нет такого, что нужно это все под пиво организовывать.

– В принципе, пиво было бы, если бы герой вышел из комнаты, а не закрылся. Самому-то мне приходится иногда ходить выпивать, просто чтобы вообще хоть что-то делать, а не в углу сидеть в одиночестве. А про общение насчет кино – это правда. Я поймал себя со временем на том, что уже по выбору фильмов и оценок в профиле «Кинопоиска» могу прикинуть, насколько мне будет интересно с человеком. Если посчитать, то выходит, я по комментариям за последние пару лет так человека четыре нашел. Наверное, это и не такой плохой результат.

– Неплохой, только мы с тобой ведем разговор людей, которые плыли на «Титанике». Подразумевалось, что вот через две недели они будут спать в тепле и сытые, а вместо этого они болтаются на выломанной двери посреди океана. Мы живы, вот рядом лежат калоша и бутерброд, и мы такие: «Ну, в принципе, это неплохой вариант». Но это плохой вариант. В любом просто устоявшемся обществе нет ничего проще, чем интеллигентному юноше или интеллигентной девушке найти себе компанию. Ты можешь сколько угодно отпираться, но вообще ты снял фильм про интеллигентных людей и для интеллигентных людей. О том, что быть интеллигентом в Минске тяжело. Все твои рифмы и доводы играют только в эту сторону.