Зима на курорте и еще 4 развлечения на выходные

GOOD Music, Def Jam Recordings

Писать рецензию на новый альбом Канье Уэста через несколько часов или даже дней после релиза – верный способ выставить себя дураком. Дело не только в том, что, как и любая другая потенциально залипательная поп-музыка, музыка Канье требует некоторого расслушивания, – в конце концов, опытный слушать уже на первых проигрываниях умеет с определенной долей уверенности предсказывать, насколько долгой и плотной будет ротация альбома в ежедневном плейлисте. Более веский аргумент против спешки с текстами о музыке Канье – то обстоятельство, что чисто технически окончательные версии его последних альбомов становятся доступны чуть позже даты изначального релиза.

Так, первая бета-версия альбома «Donda» была представлена на стадионе по билету или на бесплатном стриме еще в июле. В следующие две анонсированные даты вместо релиза альбома снова были стримы с новым треклистом, версиями, фитами и полностью новыми песнями. На стримингах альбом вышел в конце августа, но без одного трека (не успели согласовать фит опального рэпера ДаБейби с менеджером). В сентябре Канье обновил альбом, заменив некоторые гостевые куплеты своими собственными партиями. В октябре выпустил специальный stem-плеер, позволяющий ремикшировать любые композиции, – на этой версии альбома появилось три новых песни, общее число треков достигло 30, хронометраж превысил 2 часа. В ноябре на первом большом интервью по поводу альбома «Donda» Канье анонсировал делюкс-издание (без даты и с расплывчатой формулировкой «бонусный альбом»).

То, что Канье снова выпустил превосходную поп-пластинку, полную ненадоедающих хуков, восхитительных аранжировок и будоражащих чувства монтажных склеек (как на уровне монтажа семплов, так и на уровне составления плейлиста), после трех месяцев расслушивания у обладающих барабанными перепонками слушателей сомнений вызывать не должно. Лень рассыпаться пустыми эпитетами; просто самый трогательный момент на альбоме – пианинный проигрыш, сыгранный 9-летней девочкой; самый зловещий – зомби-ремикс на песню Pop Smoke, где Канье даже не поет; альбом заставил гиков с RateYourMusic наконец-то добавить на сайт модный-молодежный жанр Drumless – на основе этих рандомных пунктов дальше сами додумывайте пассаж о том, что Канье, без всяких сомнений, в строю и на коне. А вот то, что путаная стратегия запуска и продвижения – это не лишний балласт, не свидетельство халтуры и не самосаботаж гения, а абсолютно логичное и необходимое условие для выдающихся достижений пластинки, большинству все еще не очевидно. Разберем эти парадоксы по порядку.

Зачем нужны были массовые презентации бета-версий, не круче было бы сразу выпустить готовую пластинку и не метаться? Большинство рэперов именно так «круто» и поступают, за предварительную апробацию у них отвечают прослушивания в компании коллег, друзей, продюсеров и просто случайно забежавших в студию шустрил с травкой и сиропом. Близорукий фидбек заинтересованных лиц приводит к тому, что музыка стремится к аутичности: тиражируются плохие, но привычные идеи (что такое трэп-биты, если не коллективное помешательство? Слава богу, Канье на сей раз единолично уничтожил трэп) и локальные мемы (вы заметили, что у Канье вообще нет никаких эд-либов? По-моему, от большей части «смешных» эд-либов угорают только шустрилы из студии, но никак не слушатели). Тест-прослушивания сырого материала с участием неограниченного числа потенциальных критиков требуют храбрости духа и открытости сердца, но зато на выходе можно сконцентрировать действительно свежие и волнительные идеи; поставить во главу угла эмоциональную амплитуду целых поколений, а не тусовочек. Такой подход делает Канье настоящим народным артистом. Назвать альбом, который готовился с таким трепетом и тщательностью, «практически неоконченным» «сливом данных» – верх элитистского цинизма.

Другой популярный аргумент противников альбома звучит так: Канье-де поступает морально отвратительно, когда приглашает на запись пластинки насильника Мэрилина Мэнсона и гомофоба ДаБейби. Один критик, не вдаваясь в подробности, влепил альбому нуль по пятибалльной только за это; кажется, здесь морализаторствующие публицисты просто становятся в сознательную позу, изо всех сил делая вид, что не замечают простейших эстетических решений, доступных для понимания даже школьнику. Песня «Jail» – это готическая рок-опера в двух актах; во второй части по бокам от Канье – Призрака оперы появляются пара гротескных фигур-горгулий. Дуэтом с отрицающим обвинения в сексуализированном насилии Мэнсоном Канье размашисто роково поет «Я буду честен, все мы лжецы!» и «Угадайте, кто отправится за решётку к ночи?», а закэнселенный джокер ДаБейби вместо раскаяния жалко ноет: «Выбросили меня, как мусор, да? А вы знали, что еда, которую вы убрали с моего стола, кормила моих дочерей?» По-моему, здесь даже пояснять ничего не нужно, настолько сторителлинг Канье о грешности, самобичевании и презрении к миру самоочевиден и кинематографичен; настолько не располагает ни к каким спорам его решение позвать именно этих гостей.

Дальше самопровозглашенный адвокат Канье Уэста выскажется по мелочи.

Зачем Канье через месяц заменил образцово-показательный R’n’B-вокал Криса Брауна и KayCyy своим собственным шероховатым пением? Разумеется, так живее, интереснее, красивее (справедливости ради, нежный вокал Канье звучит восхитительнее, чем когда-либо); это размашистый, но предельно личный альбом, где Канье спродюсировал каждый трек, а мог бы и припев спеть на каждом. Почему тогда тут есть полулюбительский ремикс, где плохо обрезанный вокал покойного Pop Smoke наложен на одну-единственную синт-линию? А потому что у истинного модерниста нет никаких скучных правил – звучит ремикс очень страшно и странно, вот и повод его включить, а смыслами он обрастет через лет 50, а может, и не обрастет.

А чего это Канье теперь читает общие фразы про Иисуса и Семью, будто придуманные специально для печати на мерче? Правильнее говорить, что Канье пришел не к попу́, а к по́пу: религиозный месседж – идеальный способ сделать свою музыку беспрецедентно универсальной; существует ли более демократичный жанр поп-музыки, чем госпел? Ну разве что хип-хоп – вот Канье и решил скрестить эти два жанра, чтобы получился чистейший поп в мире.

Окей, если Семья – это так важно, то почему Канье в последний момент убрал из треклиста песни «Never Abandon Your Family», где он три минуты плачет, что «теряет свою семью», и «Life Of the Party», где свою семейную трагедию исповедует Андре3000? Ответы заключены в вопросе: все-таки на поп-альбоме плакать три минуты – это перебор, сольные госпел-номера «Come to Life» и «24» превосходно отвечают за эмоциональный катарсис, оставаясь при этом не только душераздирающими, но и вдохновляющими вещами; альбом все-таки называется «Донда» в честь мамы Канье, а не «Шэрон» в честь мамы Андре. Ну а зачем тогда эти треки были опубликованы вместе со stem-плеером? Да господи, чего вы пристали, да не жалко Канье, чтобы вы слушали эти песни, слушайте на здоровье (еще и делюкс с бонус-треками, быть может, вам подкинем).

В конечном итоге сама концепция поп-альбома – чистая условность: это всегда разрозненная коллекция песен вопреки жанрам, концепциям и прочим маркетинговым уловкам; всегда можно было слушать треки в любом порядке, туда-сюда выкидывать и вставлять; всегда в памяти слушателей остаются только самые высокие точки коллекции. Как ни крути, на пластинке «Donda» таких точек – великое множество.

Никита Лаврецкий

В неназванном маленьком городе девятнадцатилетние Макс (Саша Горчилин) и Лера (Лена Тронина) продают наркотики в клубах, Влад (Денис Власенко) сидит дома за компом в технической части этого предприятия и коллекционирует порно-журналы, как американские ботаны –  комиксы. О вау, вот это завязка. Хочется уже не смотреть и раскатать обратно глаза. В какой-то момент Макс безалаберно, естественно, попадется. Надо будет собрать денег на взятку, и ребята решат, что они моментально заработают денег через вебкам. Знаете что? За одну ночь они соберут там 130 тысяч рублей и выкупят подельника. Это все довольно унизительно смотреть для любого зрителя старше 12 лет. 

Неожиданный поворот: в конце первой серии они вынуждены будут бежать в Москву без Макса, и со второй начнется как будто немного другой, но уже хороший сериал. Лера окунется в вебкам более серьезно, Влад станет ее деловым и, наверное, романтическим партнером, вокруг них быстро соберутся всякие, разной степени харизматичности злодеи (один будет в кепке, надетой назад, –  жуть!) в стильных локациях столицы. Разгадка смены интонации, возможно,  проста: первую версию пилота делали совершенно другие люди, с совершенно другими актерами. И можно только по остаткам догадываться, насколько это было плохо, пока пилот не отдали переснять, переделать и продолжить 33-летнему сценаристу и режиссеру Евгению Сангаджиеву.

Погодите-ка, я что, реально встречаюсь с Леной Трониной?! 

«Хэппи Энд» Сангаджиева хорошо написан, красиво снят, интересно закручен. И просто все выглядит очень стильным, от кастинга до выбора локаций. А это не такая легкая задача, как может показаться. И то, что главные герои в очень стильном сериале выбирают в качестве пути маргинальный вебкам (а на фоне еще и эскорт маячит, и буквально шаг до порно) –  притягивает вой по поводу «романтизации пороков» или чего-то такого. Это, естественно, все чушь. Просто в таком деструктивном сеттинге гораздо легче вытянуть на экран контрастные эмоции и нюансы этих деструктивных персонажей. 

Очень хочется сказать, что «Хэппи Энд» – это примерно как песни Скриптонита. Стильные песни, но с деструктивными персонажами и историями, с которыми вряд ли хочется иметь что-то общее в реальности, но так интересно слушать. В сериале причем есть часто отсутствующая в таких сюжетах абсолютно необходимая самоирония и рефлексия. Лучше всего, наверное, это станет понятно в сцене с дебильным кинематографическим штампом – пафосная вечеринка «с широко закрытыми глазами». Долгие проезды камеры нагнетают и, кажется, сейчас раздавят нас напыщенной серьезностью (вспомните такие сцены в любом подростковом, а то и не подростковом сериале), пока Владик не начнет антипафосно смешно, неловко и очень тупо привлекать внимание Леры с помощью случайной спутницы – да, именно так и вел бы себя двадцатилетний ботан в таком сеттинге. Авторам сериала часто удается вот этот баланс: когда сюжет начинает заваливаться в сказку, когда чуть-чуть что-то не складывается с замотивированностью героев –  это все быстро возвращается на землю, в реальный мир. Логичным образом, ничем хорошим эта вебкам-карьера не закончится ни для кого. Цитируя таксиста из сериала, «все будет хорошо, мне так бывшая говорила». 

Самое крутое в сериале –  Лена Тронина. Идеальный кастинг и великолепное исполнение тридцатилетней актрисой смешной, живой и токсичной (без негатива) девятнадцатилетней Леры. Может показаться подозрительной такая чрезмерно высокая оценка актрисе, которая четверть своего экранного времени проводит голая, но это лишь дополнительный бонус. Трониной слишком хорошо удается играть настолько мелкие бытовые детали своей героини, которые вряд ли были прописаны в сценарии. Например, тихо произнесенное под нос «блин» и особым образом уведенный в этот момент взгляд в сторону, когда она не смогла разобраться с компом; или очень смешное капризное сбрасывание ногой подушки с дивана на пол – секундные нюансы, из-за которых легко моментально влюбиться в персонажа. Тронина во всех сценах живет в кадре, а не произносит «актерские монологи» куда-то в условное пространство.

Вебкам-сцены Трониной, конечно, тоже содержат забавные в своей неестественной естественности детали. Но это уже нюансы в кавычках: игра Леры в вебкамершу, которую играет Лена. Еще более завораживающе правдоподобно Трониной удались агрессивные стремительные сцены ссор и истерик (и таких же быстрых отходов). Они и написаны классно: мы, правда, ничего прямо не узнаем про причины внутренней раны Леры (никаких инстаграмно-психологических диагнозов, так освежающе в 2021-м!), но то, что она почти во всех вспышках гнева повторит одни и те же фразы, скажет гораздо больше. Она в них так естественно и реально наговорит с экрана гадостей, будет огрызаться, нажмет на самые больные точки и так же быстро остынет, что в какой-то момент сложно будет не начать смешно сомневаться перед экраном: «Погодите-ка, я что, реально встречаюсь с Леной Трониной?!»

К финалу сериала, возможно, начнут появляться вопросики (смотря насколько вы занудливы) по распутыванию авторами сюжета, вроде: точно ли надо было, так сказать, хэдхантить Леру реально очень сложным способом? Но, кажется, они в итоге с лихвой в восьми сериях показали, что она реально того стоит.

Андрей Пожарицкий

Humble Games

1997 год, семья с ребенком переезжает в собственный дом. Три огромные коробки с детскими вещами девочка разбирает сама – нам не показывают, но мы легко представляем, что это приносит ей массу наслаждения, как всякое взрослое дело, когда делаешь его ребенком. Карандашики и тетрадочки, дневничок с замочком, пластмассовый спортивный кубок, свинья-копилка и кубик-рубик, рота плюшевых игрушек и рисунок раскоряченного коричневого коня в рамке – все заботливо расставляется на свои места, честь по чести, красиво и со значением. В 2004-м этой же девочке придется разбирать гораздо больше коробок в ее студенческой квартирке, которую она делит с еще двумя людьми. Наслаждения это приносит уже меньше, плюс появляются вещи, которые так сходу и не поймешь, куда девать. И так теперь всю жизнь, что ли, делать придется?

Если нужно выбирать какое-то одно произведение искусства 2021 года, которое стоило бы любой ценой сохранить и непременно передать нашим потомкам в 2121-й, то кандидата лучше «Unpacking» не найти. Самое ценное для историков, быт давно ушедшей эпохи и, еще важнее, ощущение от этого быта, в игре не только занимает центральное место, проживание спокойного, сытого и чуть меланхоличного буржуазного быта конца 1990-х – 2010-х составляет, собственно, всю игру.

Все, чем вы в игре занимаетесь три-четыре часа, – это достаете миленько нарисованные сотни пиксельных предметов (ложки, штаны, плакаты, коробки прокладок, клавиатуры, айподы, магниты на холодильник) и раскладываете их по местам в изометрических реалистично-тесных комнатах. Единственное игровое ограничение: разложив все предметы, вы от игры узнаете, все ли разложили верно, и не на месте лежащие вещи вам подсветят красным. По-человечески это звучит странно – ну ладно в детстве мама следит за порядком, но кто что скажет, если студентка поставит детские игрушки на полу в туалете – но для историков будущего эта механика станет золотой. Как известно, долгое время эротические рисунки в спальнях римлян Помпеи принимали за обозначение дома проституток и очень удивлялись, зачем помпеянам столько борделей. Разработчики «Unpacking» заранее избавили наших потомков от такой головной боли.

В художественном смысле в «Unpacking» бросается в глаза почти совсем исчезнувшее из кино мастерство повествования предметами. Там, где ровесники авторов «Unpacking» могут в фильмах максимум уследить, в какого цвета вещь кто одет, разработчики игры рассказывают нам, например, что героиня игры подростком любила альбом «Murmur» группы R.E.M., съехавшись с парнем, отправила диплом об окончании школы под кровать, а любимую плюшевую фиолетовую свинку сохранила аж до 2018-го, чтобы передать собственному ребенку. Когда начинаешь следить за собой, обнаруживаешь, что из такого рода сентиментальных мелочей память о прожитых годах и состоит процентов на 90, а оставшиеся 10 процентов сюжетного контента (с кем обсуждала Майкла Стайпа, как познакомилась с парнем) – в сущности, самая неинтересная и предсказуемая часть.

Увы, конкретно «Unpacking» по понятным причинам географического свойства вызывает далеко не тот шквал эмоций, какой вызывала бы, происходи в ней события где-нибудь в Москве, Киеве, ну или, чего уж, в Минске. Многие тарелочки, игрушки и майки для нас не считываются, как знакомые, а планировка двухэтажного частного дома в пригороде – это, прямо скажем, не двухкомнатная хрущевка с сервантом вдоль стены. С другой стороны, погружение в жизнь историка из будущего от этого становится только сильнее – он-то тоже от силы половину предметов узнавать будет.

Антон Серенков

The New Yorker

Органическая еда – одна из тех эмоционально-заряженных тем, которые трудно обсуждать, не срываясь на крик. Даже английская википедия, не говоря про русскую, с порога сообщает, что, в общем, любого рода эффекты от еды, выращенной без пестицидов и упакованной без консервантов, сравнительно с едой, выращенной как попало, сводятся к разнице в их маркетинге. Потребители органической еды меньше болеют разными болезнями, но, учитывая, что органический продукт всегда в два раза дороже неорганического, это факт порядка «лучше быть красивыми и богатым, чем бедным и уродливым». В то же время даже самому скептичному наблюдателю очевидно, что если разного рода сомнительные химикаты выведены из всех стадий производства продукта, то, ну, они просто так и лежат в своей химикатной бочке, никуда не распыляются, ничего не загрязняют и никого не отравляют. Органическая помидорка, может, не лучше неорганической, но вырастивший ее фермер сбережет кожу от ядовитого ожога гербецида, червяк в почве проживет подольше, а ручеек в лесочке рядом так и будет течь, не загрязненный стекшими с поля водами. Получается, нам всем выгодно уже просто то, что кто-то контролирует уменьшение общего количество загрязнения природы. Ведь кто-то его контролирует, да?

Огромный материал сайта «New Yorker» вроде бы рассказывает историю самого крупного мошенника в истории американского рынка органической еды, а на самом деле битый час выводит гигантскую надпись в воздухе: «НЕТ».

Вагоны?

Молодой менеджер компании, торгующей семенами, Рэнди Констант в начале нулевых, после халтурки по обустройству фермы для выращивания органических соевых бобов, предложил агроному, с которым на халтурке познакомился, вместе сделать собственное органическое поле. Ну сделали, бобы выросли. Агроном вызвал проверяющих из общенациональной сертификационной компании, те посмотрели документы и бобы, выписали бумагу, что, действительно, все выращено вполне органически. После этого Констант договорился с агрономом, что тот купит еще несколько делянок и будет растить там уже органическую кукурузу, а сам Констант будет ее продавать. В какой-то момент с агрономом связался озабоченный оптовый покупатель насчет того, что вагоны кукурузы, которые он недавно у них с Константом купил… «Вагоны?», – переспросил агроном. На участках, которыми владел Констант, физически не могло расти столько, сколько он продавал. Он просто проводил по бумагам перекупленное у третьих лиц зерно как выращенное на реальных органических фермах, а разницу клал себе в карман.

За почти двадцать лет активной деятельности Констант нарастил такой темп, что к 2016-му продавал 7% от всего объема американских органических зерновых. Он скупал зерно у обычных фермеров и засыпал сверху вагона немного зерна без ГМО; он командовал фермерам поливать все поле кукурузы пестицидами, а по краешку, где ходят проверяющие, делать все как положено; он открывал в тюрьмах поля на аквапонике; он переоборудовал заброшенный магазин под гигантский элеватор; он даже пытался ворваться на рынок органической рыбы; в Лас-Вегасе у него было три женщины, на которых он потратил больше двух миллионов долларов.

Все эти мелкие детали и примечательные персонажи истории, однако, чем дальше, тем сильнее оказываются простым винтиками бездушной машины спроса и предложения. Констант начал действовать, когда на рынок органических продуктов вышли супермаркеты, и учет и контроль неизбежно стал условным. Половина его успеха проистекала просто из того факта, что он мастерски владел логистикой железнодорожных поставок – чему его и обучила работа менеджером у крупного поставщика семян. Может быть, он просто не стал бы ничего такого делать, если бы контролирующие органы могли как следует проверять его вагоны зерна, но они не могли, и Констант просто не удержался продавать зерно, которое при добавлении слова «органическое» становилось в два раза дороже.

В 2019-м Контанту дали 10 лет тюрьмы, но так как от его действий формально никто не пострадал, отпустили на время под залог. Он сел в машину и отравился угарным газом. Сколько «органических» продуктов в американских супермаркетах нулевых-десятых были органическим лишь в кавычках? Возможно ли вообще продавать что-то опираясь, в сущности, на честное слово, в промышленных масштабах? Вряд ли он об этом думал, но нам пищу для размышлений оставил.

Антон Серенков