Школьница с суперспособностями и другие друзья на выходные

Generation Now/Atlantic

За три года, прошедшие между первым и вторым альбомами Лил Узи Верта, эмо-рэп превратился из одного из самых смехотворных музыкальных жанров всех времён в жанр с подлинно трагичной историей и, как следствие, глубоко трогательным каноном.

Узи начинал с трэп-синглов, в которых типичному для жанра гедонистическому настроению противопоставлял едва заметную экзистенциальную тревогу, но уже в начале 2017 года выпустил, пожалуй, главный гимн эмо-рэпа «XO Tour Llif3», где об ужасе, тревоге и эмоциональном расстройстве стенал уже безо всяких намёков: «Толкай меня в пропасть / Все мои друзья мертвы». 2017 год был для эмо-рэпа в целом вовсе не депрессивным, а крайне продуктивным: кроме Лил Узи в августе 2017-го дебютные альбомы выпустили Лил Пип и XXXTentacion; чуть ранее, в июне микстейп и второй по важности эмо-рэп-сингл в истории «Lucid Dreams» опубликовал Juice WRLD. Зато в течение следующих месяцев прилипчивая строчка «Все мои друзья мертвы» стала приобретать всё более зловещий смысл: в ноябре погиб 21-летний Пип, в июне 2018-го – 20-летний Экс; Juice WRLD успел спеть: «Что за Клуб 27? А? А? А? Мы даже за 21 год не перевалим», – и к концу 2019-го года тоже умер в 21. Всё это время Lil Uzi Vert свой второй альбом «Eternal Atake» лишь задерживал и переносил, и тот, как следствие, успел авансом приобрести чуть ли не мистическую ауру и культовую славу. Так вот, плохая новость состоит в том, что вопреки ожиданиям фанатов эмо-рэпа сам альбом «Eternal Atake» по итогу на жанровое откровение и большую экзистенциальную драму совершенно не тянет. Но есть и хорошая новость: более яркого, энергичного и оригинального голоса, чем Лил Узи Верт, в скучном мейнстримном поп-трэпе на данный момент, пожалуй, не отыскать.

В том, что он стал заложником своего главного хита, Узи, кажется, и сам отдаёт себе отчёт: в треклист альбома «Eternal Atake» он после долгого твиттерного нагнетания включил полноценный сиквел к «XO Tour Llif3» – необязательную балладу «P2» на тот же самый мотив, выглядящую как отчаянную попытку войти в одно и ту же реку дважды. Таким же бесполезным балластом оказывается и «высокая концепция» альбома, ради которой чуть было не пришлось судиться с выжившими членами суицидальной секты «Heaven's Gate», но которую по итогу даже не перескажешь толковее, чем «ну типа что-то космическое, какая-то футуристическая фигня». В то же время на этой пластинке Узи яснее, чем когда-либо, раскрывается именно как выдающийся рэпер: на открывающем треке «Baby Pluto» он читает на более-менее космической скорости, но при этом, в отличие от какого-нибудь Эминема, бьющего всё новые рекорды Гиннесса по скорости рэпа, не теряет свой роскошный тембр голоса и человеческие интонации, плюс без видимых усилий успевает играться с флоу; в индустриальном боевике «POP» и вовсе ломает и перекручивает свой флоу, как барабанщик, исполняющий пижонское соло на ударных, а кульминацией делает целую строфу с повторением одного-единственного слова «Баленси» – и это не пример гипнотического вокального минимализма, как у Плейбоя Карти, а скорее наоборот – вокальный максимализм на пределе возможностей лёгких и связок.

Предыдущую рецензию на Лил Узи Верта мы начинали с ворчания по поводу того, как пожилые журналисты к безупречному трэпу за уши притягивают гитарную музыку, а в 2020 году эти самые журналисты из Pitchfork хвалят теперь уже большого рэп-артиста Узи за то, что тот, дескать, больше не пытается косить под рок-звезду, – но разве он когда-то на самом деле пытался это делать? Одним из первых явлений Лил Узи Верта мейнстриму произошло в ныне удалённом клипе на совместную с Янг Тагом песню «Big Racks»: в репортаже о скандале вокруг нелегальных съёмок клипа видно, что он ещё подписан просто как Лил Узи – Узи в том смысле, что читает рэп он быстро как пулемёт. Выходит, что даже созвучное с Люцифером (если быстро проговаривать «Lil Uzi Vert») прозвище этого артиста – более-менее чистое совпадение, а полученный вскоре после выхода готической баллады «XO Tour Llif3» и сатанинских мемов жест одобрения от Мэрилина Мэнсона меркнет по сравнению с авторитетом одного из самых влиятельных артистов своего поколения Янг Тага. К новому альбому Узи научился огранять вокальные эксперименты Тага, этого коллекционера самых ослепительных шероховатостей, аритмичных неловкостей и всех остальных возможных и невозможных дикостей рэпа в по-настоящему изящную форму, когда все резкие срывы и нелогичные развороты если не с первого, то со второго прослушивания звучат как самые гармоничные в мире хиты.

Окей, возможно, с хитами мы погорячились: на самом деле ничего похожего на «XO Tour Llif3» на «Eternal Atake» и близко нет – ни больших хитов, ни прилипчивых строк. Та песня чем дальше, тем сильнее выглядит как идеальная случайность: скорее всего даже та самая строчка про «мёртвых друзей» задумывалась как всего лишь расхожая отсылка к крупным денежным суммам («Все мои друзья мертвы» означает, что все друзья – это президенты с долларовых купюр). Пожалуй, именно элемент случайности и делает настоящие хиты такими ценными, а трезвое осознание того факта, что Лил Узи Верт – это по состоянию на 2020 год выдающийся трэп-ремесленник, а не рок-звезда, превращает стремительно уходящую эпоху эмо-рэпа в расплывчатую фантазию, подошедший к концу ночной кошмар – и тем самым тоже придаёт этой эпохе исключительную ценность.

Никита Лаврецкий

HBO

Две юные итальянки проживают первую пятилетку взрослой жизни: та, что поскучнее, – на парах в университете, за работой над дипломом и в неравных отношениях с романтиком-революционером; та, что побуйнее, – в токсичном замужестве, за плитой и в заботах о ребёнке. Как всегда, ситуация осложняется как за счёт внешнеэкономических (классовое расслоение, успешное и неуспешное движение по карьерной лестнице), так и чисто мелодраматических (измена, ревность, психопатология) обстоятельств.

Несмотря на визуальную сдержанность и знакомые сюжетные обстоятельства, не будет преувеличением заявить, что ничего похожего на экранизацию романного цикла «Неаполитанский квартет» Элены Ферранты мировой кинематограф ещё не видел. Второй сезон сериала, соответствующий книге «История нового имени», – это снова натуральное восьмичасовое кино, не в переносном смысле, как часто говорят про сериалы, а в самом прямом. Подробность повествования здесь в разы превосходит не только все полнометражные кинороманы, но и бесконечный «Вечный зов», при этом ни на секунду не исчезает ни психологическая точность, ни накал актёрских перформансов, ни модернистская выразительность – режиссёр Саверио Костанцо снова значится в начальных титрах как единый и полноправный автор (речь о беспрецедентной формулировке «сериал Саверио Костанцо»).

Предельно увлекательным зрелищем сериал «Моя гениальная подруга» делают не только идеальные условия создания (очень надеемся, что, несмотря на провальные рейтинги в США, следующие два сезона будут спродюсированы без осложнений), но и, очевидно, первоклассный первоисточник. То ли дело в точно воспроизведённой исторической эпохе, то ли в природном итальянском темпераменте, но повествование о молодой жизни героинь проходит в режиме непрекращающегося эмоционального террора, лишь с редкими проблесками спокойствия и счастья – ни на какие другие телевизионные драмы по степени накала страстей «Моя гениальная подруга» всё ещё совершенно не похожа.

Никита Лаврецкий

The Atavist Magazine (Emily Haasch)

Начало 80-х, где-то в американской глуши, в тесном доме с рыжим ковролином по всему полу, вокруг потертого раскладного кресла столпились парапсихологи, маги, астрологи, журналисты и один фотограф. В кресле сидит нескладная крупная девочка-подросток в джинсах с дыркой на колене и еще детских носочках. Рядом с ней – бурый столик с журналами, газетами, салфетками, здоровенной лампой и телефоном, который почему-то вдруг подбросил трубку и та, сдерживаемая лишь проводом, перелетела ахнувшую девочку и бахнулась в угол. Есть фотография, запечатлевшая этот момент: ошалевшая от показанных в фильме «Полтергейст» Америка пару дней думала, что заискивающе улыбающаяся в каждую камеру приемная дочь специализирующихся на выращивании брошенных другими людьми детей (всего через их дом прошло 250 человек) Джона и Джоан Реш одержима какой-то нечистой силой, которая с непонятной целью расшвыривает вокруг нее предметы. Девочку Тину Реши приняли, когда ту, десятимесячную в розовом платьишке с рюшами и в белых туфельках, снесла к дверям больницы родная мать. Почти сразу после фотографии Тина, оставшись наедине со скрытой камерой, толкнет со стола лампу и завизжит, как будто лампа сама свалилась. Еще через пару лет она убежит из дома, выйдет замуж, разведется, выйдет замуж вновь, сменит фамилию, родит, разведется, поленится отвезти трехлетнюю ударившуюся о бордюр дочь в больницу и получит пожизненный тюремный срок за ее убийство. Все, что останется от ее девочки – фото, где она вся в розовом энергично жестикулирует перед скучающей собакой в тесном доме с рыжим ковролином по всему полу где-то в американской глуши.

Огромная концептуально скучноватая статья сайта «Atavist» о мытарствах Кристины Бойер никак не педалирует тему магии и всеми силами притворяется просто стандартным текстом об освобождении несправедливо обвиненного человека. Приводятся обычные в таких историях примеры халтурно проделанной следствием работы (синюшности мертвой по прибытии в больницу девочки посчитали гематомами от ударов, и какое-то время тогдашнему сожителю Бойер даже шили изнасилование трехлетнего ребенка), странные финты защиты (Бойер сидит уже скоро 30 лет потому, что по совету адвоката сама признала себя виновной еще прежде, чем начался суд над гораздо лучше подходившим для обвинительного приговора сожителем) и многочисленные аргументы в пользу того, что посадили ее скорее за бестолковый образ жизни, чем по совокупности улик.

Однако, там, где в других подобных историях у арестанта находится в какой-то момент сердобольная команда поддержки, в истории Бойер бушуют полтергейсты. Пожилые одинокие мужчины, желающие за нее вступиться, умирают, не дописав книгу о ней. Юристы-карьеристы спотыкаются о ее дело и тоже отправляются в могилу. Молодые женщины-юристки не могут собрать из очевидных нелепостей дела ничего для просьбы о помиловании. Статьи о Бойер в прессе не производят на обычно падкую на такие дела публику никакого впечатления. Когда, дойдя до последней степени безнадеги, Бойер решает просто перерезать себе горло в камере, на следующий день она просыпается вполне невредимая в лазарете. Как заколдованная, она сидит в своей камере и словно смотрит всю жизнь, как злая сила толкает вокруг нее предметы и абсолютно никто кроме нее этого не видит.

Антон Серенков