Что читать, смотреть и слушать в выходные, если вы решили нормально посидеть дома.
Альбом «Remind Me Tomorrow»
Sharon Van Etten
Jagjaguwar
Просто заглянув с улицы через стекла клуба TNT, легко заметить, что рок за каких-то полвека существования из музыки подростковой стал музыкой для людей ну минимум от 30. Касается это не только слушателей, но и музыкантов: если Боб Дилан к 25 годам уже успел себя пару раз переизобрести, то нынешние рокеры к этому возрасту только заканчивают университет. 37-летняя певица Шэрон Ван Эттен начала записываться еще в рамках инди-бума начала нулевых, но осмелилась просто добраться до студии только к началу десятых. Ее альбомы показывают ту же динамику постепенного осмеления чрезвычайно застенчивого человека, который вдруг обнаруживает в себе артиста, что и дискографии ее ровесников Father John Misty, Amen Dunes, Phosphorescent, War On Drugs – ну вы поняли, список выходит длинным, как тщательно ни выбирай.
Все эти годы Ван Эттен исполняла сдавленный и печальный фолк-рок, с многозначительными трагичными текстами, обилием пауз и надрывными припевами. Она, не мигая, шутила, что стоит начать волноваться, если она вдруг запишет счастливую песню. От ее песен плакали телеведущие в прямом эфире, и, как пить дать, тысячи интеллигентных студенток по всему миру. Венцом этой карьеры стало появление в «Доме у дороги» в третьем сезоне «Твин Пикса». Ван Эттен с ее внешностью богемной голливудской актрисы второго плана и музыкой, в равной степени опирающейся на душещипательные женские баллады 60-х и на экспрессионистский звук Фила Спектора того же периода, как будто Дэвидом Линчем придумана, настолько идеально ложится в его художественную картину мира.
Собственно, ее новый альбом «Remind Me Tomorrow» и фиксирует момент, когда Ван Эттен сама поняла, что трагизм и мрак все эти годы лишь изображала. За прошедшие с момента прошлого альбома пять лет она сошлась с барабанщиком, родила и открывает альбом словами «Сидим в баре. Я рассказала тебе все. Ты говоришь: ни хрена себе, ты ж чуть не умерла», после которых, наконец-то, ничего дальше не уточняет. Красивой женщине ведь можно чувствовать себя трагичной и без особых причин – на уяснение этой мысли у Ван Эттен и ушли полтора десятка лет карьеры.
К прежним песням Ван Эттен на «Remind Me Tomorrow» приделаны огромные басящие барабаны, да и собственно обыкновенного баса на альбоме много. Из-за появляющихся танцевальных ритмов, синтезаторов и вообще сильного упора на студийные чудачества, про альбом пишут как про чуть ли не синти-поп, но правильное слово Ван Эттен сама подсказывает в многочисленных интервью: ей очень хотелось повторить звук и настроение третьего альбома группы Portishead, ну и, в общем, что-то вроде трип-хопа у нее на выходе и получилось. При очевидной разнице в таланте и амбициозности между звукоинженерами Ван Эттен и Джеффом Бэрроу сложно отрицать, что вышло у нее все куда живее и человечнее, чем у Portishead. На «Comeback Kid» Ван Эттен играет в Брюса Спрингстина, на «Seventeen» в Стиви Никс, на «Jupiter 4» в соул-диву, на остальных место неубедительного трагизма заняла блестяще сыгранная мелодрама. До высот Portishead альбом, пожалуй, никогда не добирается, но это уже специфика таланта самой Ван Эттен – все-таки она актриса второго плана.
Антон Серенков
Фильм «Братья Систерс»
Режиссер Жак Одиар
Annapurna Pictures
На этой неделе в прокат выходят «Холмс и Ватсон» – абсурдистская комедия, в которой культовый дуэт Уилла Феррелла и Джона Си Райли исполняет умственно отсталые версии знаменитых сыщика и доктора. Ранее Феррелл и Райли уже доводили дебильный юмор до разумного предела в одной из самых уморительных комедий 21-го века «Сводные братья», а Райли сольно провёл больше 10 лет в образе доктора Стива Брюля – до боли наивного увальня из вымышленной провинциальной телепередачи. Глядя на постер и смешное название «Братья Систерс», от первой картины с Райли в главной роли со времён, собственно, «Сводных братьев» невольно ожидаешь тоже какой-нибудь крайне ироничной деконструкции жанра вестерна, что на деле оказывается максимально далёким от правды описанием. Впрочем, и серьёзно-старомодным, в духе 15-летней давности номинации Джона Си Райли на «Оскар», это кино не назовёшь. Правда где-то в стороне: этой нежной и тонкой картине о сложных отношениях между братьями и хрупкости человеческого счастья больше всего подошёл бы слоган «новая искренность на Диком Западе».
Илай (Райли) и Чарли (Хоакин Феникс) Систерс – два опытных брата-наёмника, посланные в погоню за таинственным изобретателем Уормом (деликатный Риз Ахмед). Учитывая, что за Уормом уже давно пристально следит коллега братьев в исполнении Джейка Джилленхола, кажется, что дело вот-вот достигнет логической кульминации, но фильм быстро сходит с очевидных жанровых рельс. Ключевое значение в развитии сюжета здесь играют личные симпатии и специфические изъяны характеров, а также труднообъяснимая воля случая. Режиссёр Жак Одиар, как и раньше, ставит картину предельно конвенционально и сдержанно, но теперь, вкупе с литературным первоисточником, вся эта прозаичность позволяет действительно интересным сценарным ходам, оставшись незамеченными издалека, прогрызть путь в самое сердце истории. Пара легко намеченных отличий темпераментов братьев (Илай – рассудительный и миролюбивый, Чарли – агрессивный и нестабильный) к концу фильма принимают подлинно трагический масштаб, а лишённые экшена кульминационные сцены картины, выглядящие такими незначительными на первый взгляд, дьявольски спокойным темпом мутируют в самое страшное зрелище, какое только можно увидеть в кино о насилии на Диком Западе.
Ревизионистские вестерны выходят так часто, что успевают надоесть. За один последний год вышло несколько в равной степени невыносимых примеров: будь то циничный феминистический анекдот «Девица» братьев Зеллнеров или смурная драма оскаровского калибра «Недруги» (естественно, рассказывающая о взаимном уважении американского капитана и индейского вождя). Одно дело – монотонно инверсировать бездушные жанровые каноны в одном избранном направлении, и совсем другое – находить в них животрепещущую человеческую глубину, попеременно смешную, печальную и страшную. Авторы «Братьев Систерс» сделали второе.
Никита Лаврецкий
Сериал «Sex Education»
Netflix
Постоянно проходившие в соседней комнате приёмы матери-сексолога (непривычно уморительная Джиллиан Андерсон) пополам с уходом отца, тоже сексолога, вызвали у валлийского подростка Отиса Милбёрна настолько сильное потрясение, что он, в самом расцвете пубертата, ловит панические атаки от одной мысли о собственном сексе или даже мастурбации, зато назубок знает строение вагины и может парой простеньких советов помочь избавиться от синдрома ожидания сексуальной неудачи. Случайным свидетелем одной из таких спонтанных консультаций становится ершистая и сильно похожая на Марго Робби отщепенка Мэйв Уайли, которая тут же предлагает Отису устроить платную выездную секс-терапию прямо в школе. Сарафанное радио делает инновационную услугу странноватого 16-летнего девственника бешено популярной – выясняется, что вовсю занимающиеся сексом старшеклассники в нём вообще ни черта не понимают.
Уже к третьей, самой драматургически глубокой и пронзительной серии станет очевидно, что эта идиотская завязка, как и в другом выдающемся сериале про подростков того же Netflix – «Американский вандал», была лишь формальным поводом для рассказа трогательных человеческих историй и разговора не столько о сексе, сколько о жизни вообще. «Sex Education», как хороший партнёр и психолог, готов к экспериментам и оказанию терапевтического эффекта на зрителя: сериал попеременно может выглядеть то как переснятый Джоном Хьюзом «Американский пирог» или «Трейнспоттинг» про мастурбацию, то как нежная драма об эмоциональных уязвимостях и принятии себя. Последнему, например, тут уделена целая сюжетная линия с лучшим другом-геем, которая прямо-таки зеркалит формальный концепт самого шоу. Герой чудесного молодого актёра Нкути Гатвы, на сверхзвуковых скоростях прыгающего из комичного образа в трагичный и обратно, долго ищет свою идентичность и в итоге гордо принимает амплуа, что называется, клишированного манерного гея; авторы «Sex Education» с таким искренним напором и без капли спасительной пост- и самоиронии работают с клише всех популярных подростковых трагикомедий, что в 2019 году это уже кажется настоящим глотком свежего воздуха.
Действие «Sex Education» при этом происходит в каком-то очаровательном безвременье, так что часто не покидает ощущение, что сериал пролежал на полке с года эдак 2009-го, а все себя в нём ведут так, будто живут в 1999-м, – единственными конкретными приметами современности будут иногда мелькающие в кадре макбуки и айфоны. Такая хитрая стилизация избавляет авторов шоу от настоящего мандража перед реалиями подростковой жизни и соблазна искать все ответы в смартфонах и снэпчатах – этим грешил и расхваленный в прошлом году «Восьмой класс» стендапера Бо Бёрнэма, и местами второй сезон того же «Американского вандала». Вместо этого «Sex Education» аккуратно и с сочувствием к своим героям ведёт разговор о неизменившихся за два десятка лет фундаментальных вещах, лишь с пунктирными, но важнейшими поправками на нашу эпоху, где куча доступной информации обо всём и обо всех только больше закрывает все доступы к пониманию самого себя.
Антон Коляго
Комикс «Дневник моих исчезновений»
Хидэо Адзума
Alt Graph
На сороковом году жизни в меру успешный автор эротической и фантастической манги Хидэо Адзума, не говоря ни слова жене и редактору, уходит из дома в неизвестном направлении. Напившись, он безуспешно пытается покончить с собой в парке, а, уснув, чуть не умирает от переохлаждения. Зато в следующие несколько дней вполне успешно приспосабливается к бездомной жизни – подбирает еду с помоек и окурки с тротуаров и обживает спальное место, стараясь не попасться на глаза местным жителям. Случайное задержание полицией заставляет Адзуму вернуться домой, но через несколько лет история повторяется в многократно увеличенном масштабе: пропав без вести на несколько месяцев мужчина умудряется построить целую новую карьеру простого рабочего газовой службы, время от времени зачем-то публикующего в корпоративной газете комиксы про кота-газовщика (известного мангаку в Адзуме никто, естественно, не признаёт даже после публикации фото). Завершает эскапистскую трилогию эпизод из психиатрической лечебницы, куда по настоянию жены и сына мангака отправился лечиться от алкоголизма.
Первая реплика недавно поступившего в белорусские магазины комиксов томика «Дневник моих исчезновений» звучит так: «В этой манге я смотрю на жизнь с большим оптимизмом и рисую её максимально далёкой от реальности». Внешне эта работа действительно выглядит как натуральная диснеевская слэпстик-комедия; как и в манге учителя Адзумы Осаму Тэдзуки, такая легкомысленная форма не умаляет серьёзности поднятых тем. Из интервью в конце издания становится ясно, что Адзума вполне осознанно выступает в оппозиции к гиперреалистичной гэкиге и потому, даже рисуя свою автобиографическую мангу в 21 веке, выбирает инструментарий 50-летней давности.
Вместе с тем Хидэо Адзума совсем не выступает в оппозиции к гиперреализму Осаму Дадзая. «Исповедь неполноценного человека» в Японии проходят в школе, как у нас проходят «Преступление и наказание», так что идея о том, что автор экзистенциального романа должен непременно сам его прожить, для японца звучит естественнее некуда. Во второй части «Дневника» Адзума совершает довольно подробный экскурс в своё профессиональное становление, который проливает немного света на его внутренние терзания. Долгие годы он рисовал не совсем то, что хотелось бы (любимые фантастические сюжеты приходилось буквально контрабандой просовывать в эротические работы); достигнув признания в качестве «отца лоликона» (т. е. полулегального жанра эротической манги о маленьких девочках), Адзума наконец-то получил свободу делать настоящий сайфай, но возросшее давление его-то и подкосило.
Подлинный талант автора открывается, понятное дело, не в том, что он пережил, а в том, как он об этом рассказал. Адзума в своей книжке выписывает множество внимательно подмеченных бытовых подробностей, связанных с выживанием на улице; парой лёгких штрихов создаёт десятки трехмерных персонажей, попадающихся ему на пути; наконец, смешно и горько шутит («Приехала моя жена и забрала меня – дальше совсем несмешная история, её я опускаю») и всякий раз избегает прямолинейных выводов – явно лишних, когда дело касается непостижимой человеческой психологии.
Никита Лаврецкий
Игра «The Eternal Castle Remastered»
Playsaurus
Космический морпех неудачно высаживается на изрядно запаршивевшую Землю будущего. Срезав стропы парашюта, он отправляется на поиски деталей на замену поломанных в его летающем аппарате. Детали валяются на территории, подконтрольной вооруженным бандам, в зачарованном особняке и вообще повсюду.
Несмотря на слово «Remastered» в названии и картинку, напоминающую о временах, когда видеокарта на 16 цветов являлась чудом техники, «The Eternal Castle» впервые вышла ни в каком не 1987-м, а вот буквально на днях. Это пиксельный кинематографичный платформер, отсылающий даже не к первым играм про принца Персии или «Another World», а к тем фантазиям о видеоиграх будущего, которыми бредили современники этих игр. Как и в тех играх, движения вашего морпеха чуть запаздывают относительно нажатия клавиш, потому что снабжены изящными анимациями. По этой же причине киногеничности совсем отсутствуют обязательные для старых платформеров всевозможные распрыжки и комбинации приседаний-пригибаний, ну и противники, и головоломки наваливаются на вас без предупреждения и в большинстве случаев проходятся только после нескольких смертей, чтобы отрепетированные действия, будучи наконец правильно выполненными, выглядели покрасивше.
Причина, по которой в «The Eternal Castle» имеет смысл играть, даже если вы в гробу видали старые игры, и прямо-таки обязательно, если вы их любите, проста – играя в точности по тем же правилам, что и классики (ну звук разве что в игре отчетливо современный), «The Eternal Castle» бьет их по всем пунктам. Любой непредвзятый игрок через полчаса в «Another World» скажет, что это абсурдно сложная и не слишком красивая игра. «The Eternal Castle» тоже сложная, но она снабжена многочисленными кострами-чекпоинтами, как в «Dark Souls», и спасительной шкалой здоровья (в былые времена герои погибали от первого же удара), а по части режиссуры сцен похожа на такой же вырвиглазный оммаж 80-м «По ту сторону черной радуги» Паноса Косматоса. Перестрелка в помещении с окнами во всю стену, погоня по крышам, кошмарный переход через ночное кладбище с монстрами под фиолетовым дождем, превращение на несколько экранов в обезьяноподобного монстра, сражение с боссом, похожее на концовку сериала про «Евангелион», да даже лазающего в канализации героя свет прожектора выхватывает, как в «Третьем человеке». Как и у Косматоса, какого-то особого смысла в происходящем нет, но в смысле визуально изощренной встряски нервов игра действует идеально.
Антон Серенков
Обложка: Netflix