Довлатов, вампир и еще 4 компаньона на выходные

Фильм «Довлатов»

реж. Алексей Герман-младший

В минский прокат вышел фильм «Лето», рассказывающий про любовный треугольник с участием рок-музыкантов Цоя и Науменко на фоне летнего Ленинграда начала 80-х. Пока эта чёрно-белая картина о музыке и молодости, чья премьера состоялась на Каннском кинофестивале в прошлом месяце, собирает букет из зрительских и критических восторгов, куда более насупленный, несмотря на наличие пусть и выжженного, но цвета, фильм «Довлатов», показанный на Берлинале в начале года и тоже рассказывающий о питерской интеллигенции эпохи застоя, кажется, рискует оказаться незаслуженно съеденным длинной тенью этого самого «Лета». Для читателей нашей рубрики, у «Довлатова», впрочем, есть один большой козырь: для его просмотра теперь уже не нужно вставать с дивана.

На Берлинском фестивале фильм про несколько дней из жизни известного писателя выиграл приз за лучшую работу художника-постановщика, что на первый взгляд может показаться немного странным: интерьеры редакций, квартир, где проходят поэтические вечера, художественных мастерских выглядят в кадре несколько неестественно пустыми, необжитыми. Но ведь работа художника и не заключается в дословном воссоздании быта, а именно что в дистилляции бытового сырья до степени художественной выразительности. Так и режиссёр, работающий с документальным материалом, старается его ощипать и раскатать таким образом, чтобы тот перестал быть белым шумом и стал музыкой. Короче говоря, фильм «Довлатов» – это и не внятная история жизненного пути одного писателя, и не точный портрет литературной сцены, из которой он вышел, и даже не мелодрама с известными героями и живописным фоном; своим фокусом Герман-младший, как и полагается художнику, сделал один-единственный аспект сырого быта, а именно беспросветную невыносимость сотен отдельных кафкианских деталей из повседневной жизни и трудовых будней (от ужасов покупки иностранных книг до несовместимого со здравым смыслом начальства) любого интеллигентного человека в стране под названием Советский Союз. Хорошим же художником Германа делает то, что он дистиллирует советский быт вообще без всякого трепета или ностальгии, снимая смешные ужасы эпохи застоя так, будто бы они происходят где-то на другой, выдуманной планете.

Увы, в концовке фильма автор предаётся-таки неуместной сентиментальности, даже помещая на последний кадр с заглавным героем пошлый текст о его будущей жизни, мигом превращающий фигуру на экране из человека в плоскую иллюстрацию. С другой стороны, продемонстрированная в большей части фильма строгость стиля заслуживает особенного уважения, учитывая орды постсоветских злопыхателей, каждый из которых за превращение образа родного дома в инопланетный пейзаж готов придирками и кляузами высосать всю кровь пусть даже и по миллилитрам. Автор этих строк слышал, как на одной вечеринке сам режиссёр Герман-младший на чей-то вопрос, почему в фильме «Довлатов» он, дескать, показал то и не показал это, отвечал примерно следующее: «Мне вообще по*** на эти вопросы. Фильм купили в сорока странах, дальше разбирайтесь сами».

Н. Л.

Сериал «A Very English Scandal»

В Англии начала 60-х популярный депутат либеральной партии Джереми Торп ведёт преступную двойную жизнь гомосексуала (в Англии начала 60-х геи всё ещё вне закона). Вот только жизнь эта больше похожа не ежедневную борьбу в отсутствие элементарных гражданских прав, а на низкопробный фарс: самодовольный харизматик Торп будто бы получает отдельное удовольствие от опасности игры, когда проводит первую ночь с очередным молодым любовником (манерным деревенским конюхом Норманом Скоттом) на втором этаже дома собственной мамы, а потом перевозит поближе к себе в Лондон, даёт ему нежное прозвище Крольчонок и обеспечивает жильём и деньгами. Через какое-то время роман, естественно, закончится, а вместе с этим проблемы у амбициозного политика только начнутся: скандалист Скотт начнёт обращаться в полицию, к журналистам и к маме всё ещё любимого им Торпа с претензией, что Торп не вернул ему трудовую книжку; опасаясь большого гей-скандала, Торп то ли в шутку, то ли всерьёз скажет своему ближайшему товарищу по партии и доверенному человеку в сексуальных вопросах, чтобы тот придумал, как можно убить бывшего любовника.

Документальный материал о проблемах геев в консервативной Англии прошлого, казалось бы, должен выливаться в такую правильную и актуальную историю о прогрессивных социальных процессах, какие обожают на всяких там наградных шоу. Вот только сценариста «Очень английского скандала» – создателя великих экзистенциальных трагикомедий из жизни манчестерских геев «Queer as Folk» и «Cucumber» Расселла Т. Дэйвиса – «правильные» истории интересуют, кажется, куда меньше, чем истории правдивые, изображающие не социальные проблемы и тренды, а отдельных людей во всей их неопрятной человечности. Здесь он, конечно, не выходит так уж далеко за стандартные рамки и клише жанра биопика (мини-сериал поставил режиссёр «Королевы» и других чисто ремесленнических докудрам Стивен Фрирз), но при этом умудряется привнести элемент красивой человеческой парадоксальности во всех, без исключения, героев (вплоть до убийц-недотёп и шестёрок-предателей) и в самые неудобные ситуации (определить, является ли первая ночь Торпа и Скотта смешной неловкостью или же страшным абьюзом, на вид решительно невозможно). Вот скандальный гей Норман Скотт без причины плачет в туалете посреди судебного процесса, а циник и манипулятор Джереми Торп в самый худший момент своей жизни тепло улыбается и благодарит жену за ужин – именно такими простыми фразами сценарист-кудесник РТД уверенно рисует очередное полотно, восхваляющее человечество во всей его странности и несуразности. 

 Н. Л.

Игра «Vampyr»

Врач-ветеран Первой мировой вылезает из выгребной ямы, заполненной трупами жертв чудовищной эпидемии гриппа и совершенно ничего не понимает. Вроде бы только что он прибыл в Лондон, чтобы заняться наконец важными медицинскими делами, а вот уже зачем-то хлещет кровь из очередной яремной вены задержавшегося на улице прохожего. Наслышанный о нем по публикациям в профильной прессе главрач затрапезной больницы предлагает присоединиться к коллективу. Врач соглашается: во-первых, можно днем не лежать в гробу, а дрыхнуть в  собственном кабинете, во-вторых, ночные смены лучше оплачиваются.

«Vampyr» сделали разработчики популярной подростковой фантастики «Life is Strange», и сложно найти игры менее похожие. Там, где в «Life is Strange» обычное телемыло тягуче слипается с нехитрой визуальной новеллой, «Vampyr» с разбегу пытается впихнуть расхристанную RPG во вкусе 90-х во фрачный костюм серьезного искусства: в некоторых местах наряд неизбежно рвется и вообще сидит криво, но на общем фоне его владелец, конечно, здорово выделяется.  Сеттинг лондонской больницы 1918-го года для истории про апокалиптические вампирские терзания  – это выбор на уровне «Биошоков». Контекст – все еще длящаяся беспримерная мировая бойня, куда более жестокая, чем лучше знакомая нам Вторая мировая; нечеловеческая эпидемия испанки, выкосившая несколько процентов населения Земли; опустевшие районы и самые настоящие горы трупов на улицах – сам делает за авторов половину работы, и чем больше вы знаете об эпохе, тем меньше к игре претензий. Конечно, ни в смысле сюжетов, ни в смысле персонажей, ни в смысле режиссуры «Vampyr» даже не приближается к «Больнице Кникербокер», но сколько вы знаете игр, которые хотя бы пытались это сделать?

Еще разработчики пытались создать сюжет с почти совершенно свободным выбором действий (в игре несколько десятков неигровых персонажей с разной важности линиями, и каждого можно вместо разговоров насчет квестов просто съесть и забрать себе его опыт), кое-какую боевую систему с прокачкой (учитывая наличие натурально «ведьмачьего зрения», проще всего на «Ведьмака» и сослаться), а так же небольшой, но живописный участок ночного Лондона для свободных перемещений (с одной стороны, вышел не «Assassins Creed», прямо скажем, с другой – ну могло быть и в сто раз хуже). Все это работает когда как, иногда хорошо, иногда через пень колоду, но сеттинг и вполне серьезное стремление во всем ему соответствовать всегда игру вытягивают на уровень, может быть, суммой слагаемых никак не обусловленный.

А. С.

Статья про убийство

В ноябре 2014-го полицейский городка под Бостоном нашел в кустах легкую спортивную куртку, в кармане которой был телефон с зарядкой, сигареты и медицинская игла. После коротких розысков выяснилось, что родственники владелицы куртки – молодой кассирши местного «Евроопта» – понятия не имеют, где она, и что это совершенно ненормально: она диабетик, мать ребенка-аутиста и вообще никогда не пропадала. Через 82 дня ее скелет, опутанный рыболовными снастями и прочим морским мусором, выбросило на берег бурей.

Грустная и прекрасно иллюстрированная статья «Boston Globe» выбирает неожиданный ракурс для этой истории. Героиня, глупо и бессмысленно лыбящаяся на нас абсолютно со всех своих (и это еще лучшие) фотографий, не вызывает никаких особых чувств: еще один маленький, слабый и неинтересный человек как-то потихоньку сунул руку в невидимые жернова жизни и уже через минуту был ей перемолот в кашу. В школе училась плохо, родила от первого встречного, даже с иголками подвох – диабет, конечно, а еще она с послеродовых антидепрессантов пару лет назад перешла на героин и в свою последнюю поездку сама села к знакомому наркоману, который во всех базах числился как секс-преступник и как-то раз грозился упаковать тещу в рыбацкую сеть и утопить под ближайшим пирсом.

Статья почти и не пытается читателя разжалобить, а равно не делает вид, что перед нами фильм «Зодиак» (хотя полицейского, вежливо уговаривающего мать жертвы не рыться особо в помойках в поисках улик, потому что «если тело уже начало разлагаться, то вы и так учуете», могло бы быть побольше), и все внимание сосредотачивает на том, что даже ближайшие родственники не могут собрать в голове картину уже закончившейся жизни девушки: тело нашли в таком плохом состоянии, что выяснить, как именно произошло преступление, невозможно, а убийца как рецедивист быстро пошел на сделку со следствием и в обмен на 17 лет тюрьмы вывернулся от судебного разбирательства. Казалось бы, ну изнасиловали человека перед смертью, или там, разможили ему голову кирпичом – какая разница. Но когда понимаешь, что если не знать этого, то человек, выходит, даже и не умер, а просто бесследно испарился, то накатывает чувство какой-то прямо экзистенциальной безнадежности, с которым близким девушки теперь всю жизнь жить.

 А. С.