Цвести, погибнуть и еще 4 развлечения выходных

Gazgolder

В 2019-м в русском рэпе не появилось ни одной новой перворанговой звезды, что, конечно, недвусмысленно указывает на угасание «новой школы», валившей как из заколдованного горшочка с середины десятилетия. Еще сильнее на это указывает то, что самые интересные альбомы года как будто закругляют канон приемов «новой школы», чтобы потомкам было проще с ним знакомиться годы спустя. Сначала тихий битмейкер Saluki выпустил мрачный арт-поп-альбом, который, по-хорошему, должны были бы выпустить Pharaoh или Boulevard Depo, но так и не смогли сгруппировать свои удачи из хитовых песен в одном альбоме. Теперь вот бестолковый похабный крунер T-Fest в одиночку придумал и спродюсировал часовой альбом изощренного поп-соула пополам с арт-R’n’B, который, если подумать, должны были сделать соответственно Feduk и Thomas Mraz с Basic Boy. Как будто у обоих душа болела при виде валяющихся на земле неиспользованных возможностей, они крепились, но под занавес десятилетия не выдержали и все сделали сами.

Как всякий часовой альбом, «Цвети либо погибни», конечно, слишком длинный. Кое-где T-Fest мог бы и выбросить лишние аутро, несколько коротеньких песен можно было отложить и дать обрасти интересными деталями, но в целом, особенно на фоне скриптонитовского «Уробороса» – это удивительно ровный и ровно удачный альбом. Как всякий поп-альбом новой школы, «Цвети либо погибни» наполнен порядочным количеством по-плохому, несмешно глупых, режущих слух и портящих эффект от песен строк. Есть, натурально, песня «Nixyevo». Но чего валять дурака – если вы вообще слышали T-Fest, то ничего другого и не ожидаете. Сравнительно с прошлыми песнями, он совершает огромный прыжок в сторону задумчивости и поэтичности: вместо «раздеваю догола малую» он теперь повторяет «не вызывай шлюх, я хочу побыть один». Собственно, это самое «nixyevo» T-Fest отвечает на вопрос: «Как ты себя чувствуешь, когда находишься один?»

В остальном альбом поразительно хорош. В медляках «В порядке», «Лоли-Лали», «La Vida Loca» и «Рисуй реальность» T-Fest так компонует общие места нынешнего R’n’B с собственными любимыми приемами (акустические фламенкообразные южные наигрыши, хай-хэты как кастаньеты, мелодраматическое, но холодное пение, точечные вкрапления фанковых и блюзовых гитар), что неожиданно оказывается одним из немногих обладателей авторского поп-языка в современной русской поп-музыке. Это не стилизация ради стилизации, как, допустим, на попугайских даже в лучшие моменты альбомах Ивана Дорна, а результат осмысленной работы взрослого и наслушанного артиста. Сильнее всего это бросается в глаза на контрасте с блоком, что бы вы думали, брит-поп-баллад: да, и сингл «Человек», и «Белый кролик», и подвижная рок-стилизация «Не вызывай шлюх» году в 2005-м принесли бы певцу славу лучшего последователя братьев Галлахеров всего бывшего СССР. Славу богу, в 2005-м T-Fest был во втором классе, и вместо мелких клубов с закомплексованными студентами-англоманами вдоль стенки свои баллады он может петь огромным залам юных поклонниц – то есть той публике, для которой жанр и придумывался. Менее осмысленной, но даже более яркой оказывается закрывающая альбом диско-стилизация «Без тебя» – в начале 10-х считалось, что делать такую музыку могут только утонченные англоязычные московские инди-рокеры, а, оказывается, достаточно было просто талантливого украинца-провинциала, который честно хочет, чтобы люди на его концерте с удовольствием танцевали.

Ну и кстати о Дорне. Его семилетней давности дебют «Co’n’dorn» был такой же длины, как «Цвети либо погибни», обыгрывал меньше жанров и при этом был записан явно наобум и на цыпочках. T-Fest не удосужился поставить на альбом свой «Стыцамэн», но уж стоит на ногах ровно и с полным пониманием того, что и зачем делает.

Антон Серенков

HBO

Четыре разной степени нелепости и профессиональной состоятельности наследника 80-летнего медиамагната продолжают борьбу за власть над семейным бизнесом, однако на этот раз им нужно сперва объединить усилия, чтобы не допустить попадания этого самого семейного бизнеса в руки приглядывающихся к ослабевшей компании коршунов-инвесторов.

Основная часть больших телесериалов не может похвастаться глобальной сюжетной продуманностью и драматургической структурированностью, а вместо этого полностью полагается на так называемые «персонажные библии», со старта (то есть пилота) задающие более-менее статичные наборы личностных характеристик для каждого из главных героев. В отличие от некоторых новомодных авторских сериалов («ОА», «Молодого Папы»), «Наследники» из этой схемы исключением совсем не являются, однако сценаристу Джесси Армстронгу всё равно удалось создать редкое по степени драматургического напряжения действо. Всё дело в том, что расписанный им исходный набор психологических характеристик главных персонажей – один из самых живых, сбалансированных и по-хорошему внутренне противоречивых в истории телевидения.

Второй сезон «Наследников» и правда похвастаться особо продуманной структурой не может: сразу шесть эпизодов из десяти, написанные и поставленные разными людьми, берут за основу одну и ту же драматургическую схемку: группа героев по какой-то причине – будь то корпоратив, семейный круиз или блокировка офиса из-за террористической тревоги – оказывается замкнута в ограниченном пространстве, где из-за стресса начинают летать искры и назревают личные откровения. И даже в таких стеснённых условиях за перипетиями с участием смешных и жалких персонажей – скрывающего истинную злость размазни Кендалла, тролля с большим сердцем Романа, наивной умницы Шив, обаятельного идиота Тома, претенциозного невротика Коннора, наконец, властного, но по-своему мудрого мудака Логана – наблюдать можно бесконечно. А когда в паре финальных серий за перо берётся сам создатель сериала Армстронг (он же создатель величайшего ситкома «Пип-шоу») и все сюжетные линии всё-таки доводит до эмоциональных взрывов – от первоклассной разговорной драмы и вовсе не оторваться.

Никита Лаврецкий

Harper's Magazine (Matt Rota)

В 2015 году умеренно известный журналист из Нью-Йорка Уэс Энзинна исполнил мечту тысяч белорусов и перебрался на Западное побережье США, на берег залива Сан-Франциско. Это там, где огромный красный мост Золотые Ворота, электромобили и все айти-стартапы современности. Энзинна, окончивший престижный колледж и десять лет отработавший редактором популярных изданий, сначала приценивался к съемному углу в известном сквоте «Корабль-призрак», но в итоге по блату смог снять крайне выгодный барак без ничего на заднем дворе чужого дома. Барак построил бывший его старой приятельницы, одно время надеявшийся продать тот городской администрации как прототип линейки домов для бездомых, и стоил он комические 240 долларов на фоне средней по городу цены за квартиру в 3000 долларов. В конце 2016-го «Корабль-призрак» сгорел посреди несогласованной вечеринки и погреб под своими останками 36 человек.

Из-за провинциализма белорусы часто принимают негативную информацию о развитых странах за ложную. Очевидно, что Сан-Франциско и описанный в обширной статье «Harpers Magazine» Окленд – удивительно красивые и богатые города, с бездной возможностей для счастливой и насыщенной жизни. Но так же очевидно, что в них существует дикое даже для американцев, не говоря о привыкших к общей «обычности» и эгалитарности белорусов, классовое расслоение, которое с каждым годом лишь усугубляется притоком кодеров и менеджеров с абсурдно задранными зарплатами и какой-то неслыханной даже для нас неспособностью властей хоть как-то регулировать жизнь в бедных кварталах.

Первая половина текста Энзинны состоит из вереницы жутких картин бытовой неустроенности, которые он наблюдал просто в режиме походов с работы домой, которые, опубликай их кто-нибудь на русском, сочли бы путинской пропагандой. Вот он переходит дорогу, чтобы купить пива, а перед магазином бегает и верещит человек с торчащим из живота ножом. Вот он натыкается на бомжа, пытающегося вырвать из рук перепуганного айтишника сумку с ноутбуком. Вот он замечает, что любая оставленная на ночь на улице машина на утро оказывается с разбитым окном или спущенными шинами. Прилично одетые белые люди по улицам не ходят, а только утром выезжают из-за ограды своего дома, а вечером туда въезжают обратно. Построенный для разгрузки района многоэтажный дом кто-то поджигает перед сдачей, а потом поджигает на бис, так что он теперь так и стоит заброшенный. Преодолеть разницу в доходах между человеком, который живет в бараке, и человеком, живущим в доме за забором, редактор газеты, родившийся в рабочей семье и, соответственно, не имеющий изначального стартового капитала, не сможет, как бы ни крутился. Промежуточного состояния не существует: надеявшийся подкопить деньжат в бараке Энзинна, разумеется, в какой-то момент стал просаживать все сэкономленное на то, чтобы отдыхать от своего жилья по выходным в гостиницах. Короче, это нечто прямо противоположное тому сытому потребительскому раю, который рисуют себе на месте Америки белорусы.

Отличает великолепный текст Энзинны, что от хвалебных, что от ругательных текстов наших соотечественников, вторая половина. Он много и чрезвычайно удачно описывает робкую, ни до чего не доходящую романтическую линию со старой приятельницей, которая сама живет в гараже, зато играет в группе, дружит с молодыми художниками и прочей богемой. Среди погибших в пожаре «Корабля-призрака» были модные в общемировом смысле музыканты и уж, конечно, среда посетителей тамошних концертов была завидной для любого современного артиста. Для молодого журналиста, музыканта или просто ценящего хороший досуг бездельника Окленд даже из окна барака метр на метр – удивительное место и, действительно, почти рай.

Антон Серенков