Как это – быть самым крутым минским инди-рокером

– Расскажи про годы своего становления как музыканта.

– Когда мне было 3 года, я любил разбивать кассеты молотком. Я из Пинска, мои родители – инженеры. Мама – программист, еще такой старой закалки, она еще с ЭВМ начинала. А папа работал кузнецом, на заводе еще. В молодости он участвовал в группе, но в роли звукоинженера. Суперлюбительская группа была, от них осталась одна бобина, записанная в 82-м, по-моему, там каверы на Леннона. Папа любил музыку, собирал кассеты, пластинки, бобины. Блин, я отчетливо помню, как я записывал альбом AC/DC 2000 года на бобину. У меня не было компа, не было никаких мп3-плееров, и вот я записал его на бобину.

Оба моих дедушки моряки были. Вообще, только я родился в Пинске, а так наша семья переехала из Латвии, хотя там оказались благодаря распределению из разных городов России. Дедушек селили рядом с морем, и они раз лет в 10-15 меняли расположение. Из разных европейских и даже африканских стран они годами привозили пластинки: классический рок, прог-рок и так далее. Привезли японский магнитофон Sony со встроенными динамиками, и я лет в пять записывал на него все, что происходило в доме, из чистого любопытства и потом перемешивал со звуками радио. Папа, когда увидел, что я разбиваю кассеты, расстроился и первым делом научил меня их склеивать обратно.

Меня лет в 8 мама научила играть на акустической гитаре самые блатные аккорды. Начал играть «Короля и шута» по книжечкам, которые покупал в книжных. В какой-то момент мама заметила, что я слишком много стучу по столу и, значит, меня надо в музыкальную школу отдать. Поэтому я отучился 7 лет по классу фортепиано.

В школьные годы у меня были никнеймы DJ Nekit и Nekit Project, первый альбом я записал в 11 лет. Освоил на компьютере сэмплер, там была библиотека стоковых сэмплов, ну и вот.

Классе в 9-м делали номера на Новый год, по-моему, пришли какие-то ребята-музыканты и меня позвали с ними петь. В итоге я ходил на репетиции, пел, но на концерт меня все равно не взяли. В 11-м классе я какое-то время пытался заниматься спортом, греблей на ялах, но закончилось тем, что собрал из ребят, с которыми там познакомился, группу. Мы пытались играть какой-то гаражный рок, потом ушли в стоунер. Играли у меня в спальне в обычной девятиэтажке. Наш барабанщик купил барабаны, поставили их ко мне, включили батины усилки, бабушка купила мне гитару первую электрическую в «Буратино».

– «Буратино»?

– Это название универмага. Это тот же ЦУМ, только с детскими товарами. Ну вот. Мы репетировали дома, жалоб соседей почти не было, только один раз зашла соседка сверху. Мы по глупости не закрыли дверь на замок, и она зашла. Поворачиваемся, и там стоит бабка такая, слушает и говорит: «Едьте в Москву свою, там играйте».

– Она была недовольна? Это не первый поклонник?

– Недовольна. Хотя алкашам из подъезда очень нравилось. В Пинске мы играли два раза. В актовом зале Полесского университета, куда нас на сейшн позвал один из преподавателей, у которого была своя хард-рок-группа с этническими мотивами. И в актовом зале строительного техникума, там работал волосатый металюга, и он нас вписал в праздничную программу какую-то в лицее. Сыграли два трека, очень боялись.

После школы я поступил в БАТУ, на специальность инженер-энергетик. Не знал, куда идти: знал, что мне нравится музыка, но вроде нужно серьезным чем-то заняться, ну вот родители и предложили. Не сработало, отучился четыре курса, востанавливался, но снова завалил. Еще, конечно, не хотелось по распределению ехать в сельскую глушь. Когда отчислился, пришлось работу искать, хотя бы чтобы за квартиру платить. В Минске я переезжал раз шесть, наверное. Самая классная квартира была возле вокзала, на Свердлова, 370 долларов, что ли, стоила двухкомнатная, я там прожил около года.

Я пытался работать на обычных работах и не выдерживал. Больше всего я работал мерчендайзером, около трех лет. У меня был маршрут на каждый день, и я ездил в 5-10 магазинов в день. Приезжал в торговый центр, шел на склад, брал сыр или печенье, выкладывал. Занятость была довольно удобная, можно было попозже прийти, не надо было совсем рано просыпаться.

Сейчас я работаю на «Студии 42», я там второй администратор. Слежу за порядком, приношу комбики, подключаю микрофоны, настраиваю запись репетиции. Мне нравится на кассеты записывать репетиции, потом я их цифрую, и мне нравится идея сделать какую-то компиляцию самых удачных записей. Люблю нашу инди-сцену, мои любимчики Weed and Dolphins, Pink and Sweet, Lubber Louie. Зачастую группы, которые ходят к нам репетировать, не зовут еще выступать, поэтому мы устраиваем на студии их совместные концерты. Чтобы можно было послушать этот срез андеграунда за раз. Как я на них влияю? Со стороны мне сложно судить, но, наверное, я подаю пример, что нужно делать больше и не стесняться с экспериментами.

– А есть какие-то анекдоты про минских инди-рокеров? Ну что один чувак залез на комбик пьяным, блеванул, и оказалось, что так звук даже лучше выходит, вроде такого.

– Ну я не знаю, чтобы никого не обидеть…

– Так ты же можешь не называть имена. 

– Потом прочитают и узнают.

– А что тут стыдного. Это же рок, андеграунд.

– Не, знаешь, таких историй, наверное, больше было в группе Fyodorovitch …

– Тааак

– Да. И… Мы много тусили...

– Пока не очень интересно.

– Блин, не знаю, как это объяснить. Просто у группы Fyodorovitch есть много историй с туров, но они скорее относятся к тем годам, когда я с ними не играл. Сейчас Влад, лидер группы, ее распустил и никому ничего не сказал.

– Ну хоть немного обиды в интервью есть.

– Я на него не обижаюсь. Пускай делает, что хочет. Хотя, ну, короче, ладно. Ну что, у него есть «Блеск Бати», это круто, надеюсь у него все пойдет хорошо. Просто не надо было распускать группу, играли бы раз в полгода. Я, наверное, самый благоразумный был из компании, сторонился приключений, но все равно всегда было весело. Вот когда мы играли с «Союзом» на Jager Music Awards в прошлом году, мы с Лешей, нашим вокалистом, играли под драм-машину, по-моему, три трека. Это была закрытая вечеринка для музыкантов, промоутеров, журналистов, был бесплатный егерь, и мне вот после него очень плохо… Б...ь, не очень история.

– Ну в чем хоть выражалось, что плохо стало? Со сцены свалился?

– Да нет, это после выступления уже было.

– Ну что это такое. Хорошо, ну расскажи, как вы в группу «Союз» собрались.

– С Лешей Чумаком мы познакомились году в 16-м. Я был знаком с его девушкой нынешней, Светой, ну и потом она меня с ним познакомила. Мы пробовали у него дома записывать эксперименты, было примерно то же самое, что сейчас, только без живых барабанов. С барабанщиком Стасом нас познакомил наш общий друг Дима из Jail Born Jane, тот как раз искал, где бы ему поиграть на барабанах. У нас в барабанах у обоих любительские знания, знания самоучек, и мы как-то понимаем друг друга. Ранние песни складывались так: Леша наигрывает что-то на клавишах, потом включаемся мы со Стасом и начинаем подыгрывать. Во время разбора трека мы оставляем пространство для импровизации, но на записи звучит все уже отрепетированное. Мы выпускали импровизационные треки как альбом «Египетская сила». Там убраны в некоторых моментах затянутые начало и неясный конец, но большая часть импровизаций попали, как были сыграны.

– На первом альбоме у вас все песни Лешины, как я понял. На втором альбоме – уже два приглашенных вокалиста со своими текстами, Петар Мартич и Евгений Горбунов. Я видел интервью певицы Варвары Визбор, где она прямо успокоиться не может, так сильно любит группу «Союз». Странно уговаривать вас записать с ней совместный альбом, но…

– Мы открыты любым предложениям. Интересный факт моей последней записи Applepicker – пару треков там были демками для «Союза». Мы их вместе не сделали, потому что работали над Лешиными демками, и в итоге я их сам доделал. У меня еще в 13-м, что ли, году появились песни со словами, потом я пустился в эксперименты с гитарой. Они были не столько вызваны какими-то группам, которыми я вдохновился, это все именно в этой сути каких-то воспоминаний, атмосферы из детства.

– А ты знаешь про Антона Кривулю?

– Это «Мох», «Дети…»?

– «Солнцецветы». У него десять лет назад была ровно такая же траектория, как у тебя сейчас. Даже буквально, в конце 2009-го он после нескольких лет выпуска таких импровизационных гитарных нойз-альбомов выпустил песенный мини-альбом в стиле Ариэля Пинка.

– Да. Я пытался его слушать, я сразу понял, о чем речь. И я понял, что это как если бы я пытался прослушать свою полную дискографию от лица другого человека. Мне понравились видео «Солнцецветов» середины 90-х, где они, ну как это назвать – выступали. Там на автобусной станции и так далее. Я понимаю, что сейчас делаю то же самое, но слушать мне тяжело.

– Ладно, читатели уже изнемогают, хотят узнать о твоих творческих планах. Расскажи, пожалуйста, что выйдет в ближайшее время.

– Мы занимаемся, конечно же, уже «Союзом», третьим альбомом. Будет очередной классный альбом, наконец-то заходим на территорию фьюжн-джаза. Пока ничего не понятно, один трек, может, будет длинным, с джемом таким каноничным.

Ну, а на что будет похоже? Фьюжн-джаз – это что, Soft Machine?

– Лично для меня, да, Soft Machine и Mahavishnu. Леша все-таки тяготеет в сторону тропикалии и африканского психодела, тянет в ту сторону. Еще я играю на новом альбоме «Голоса Кинчева», доделываю альбом White Cave и вместе с моей девушкой будем музыку вместе делать. Ей нравится Роберт Смит, а мне все нравится.

– Это все, или еще какие-то анонсы будут?

– Ну, в принципе, так основа затронута.