В середине декабря вышла книга писателя Кирилла Дубовского «Planktonus Vulgaris». Ее толком никто не заметил, хотя это одна из лучших книг современной Беларуси. Редакция «Как тут жить» решила исправить несправедливость.
Первая книга Кирилла Дубовского вышла в 2012 году и называлась «Хороший роман», но на самом деле свой первый хороший роман он выпустил только в конце 2014. Маленькая эта книжица, «Planktonus Vulgaris», рассказывает о промежутке чуть больше года в жизни неамбициозного и неприметного выпускника Белорусского государственного экономического университета. Университет в книге не называется, его герою одалживает из своей биографии автор, но все рабочие места описываются дотошно, вплоть до точного размера зарплат. Герой Константин Дорожкин не имеет ни малейшего представления, где бы хотел работать, и движется по жизни с гладкостью телеги с квадратными колесами: вот толкнули родители, вот сработали общественные стереотипы, а вот герой уже сидит в темном углу бывшей ветеринарной станции и подсчитывает стоимость производства алюминиевых роллетов и, кажется, так никогда оттуда не выберется.
Мы встречаемся с Дубовским во дворе возле Дворца искусств, и, пока ждем фотографа, он рассказывает байки про белорусский П-центр, который, оказывается, тоже тут находится. Как-то раз Дубовский должен был неподалеку встретиться с философом Акудовичем, но перепутал дворы и потом долго по телефону выяснял, кого из них нет на месте. В другой раз друг Дубовского и заместитель председателя П-центра Павел Антипов поставил на место слишком распоясавшуюся редакцию одной газеты. Одну нашу общую знакомую вроде собираются в этот П-центр приманивать, хотя она, кажется, и сама еще об этом не знает. Обе книги Дубовского изданы при поддержке белорусского П-центра, и я как могу вежливо киваю, хотя про П-центр ничего не знаю, и при одной мысли, что нужно бы что-то узнать, начинаю зевать.
Гораздо интереснее разговаривать с Дубовским в аляповатой кофейне возле бульвара Шевченко. «Живу тут с шести лет, в школу ходил рядом», – объясняет он. «Работаю в айтишной конторе, которая пишет софт для банков и еще для торговли немножко». Я спрашиваю, почему он вообще оказался в экономическом университете, обычно белорусские писатели берутся откуда-нибудь с филфака, а если нет, то ни в какие писательские организации потом не вступают. Дубовский пожимает плечами: «Оба родителя – экономисты, и я как-то просто пошел по их стопам». Никаких планов что-то писать в школе у него не было, читал много, но научную фантастику и Стивена Кинга. «То, что называется «становлением», у меня началось в 17 лет. До этого я как-то плыл – ну школа, все по расписанию, а потом раз – и ко мне внезапно пришло ощущение, что я живу. Я начал осмыслять, что вокруг меня вообще происходит, стало резко все интересно. Я тогда писал в виде таких размышлений: «о дружбе», «о любви», «об учебе». Брал какой-то фрагмент жизни и просто писал все, что думаю. «Я думаю, что дружбы нет, потому что потому» и в таком вот духе все. В 2000 году я сделал страницу в интернете и туда это выкладывал».
Читатель уже закатывает глаза, читателю уже все понятно. Еще один молодой человек спутал изящную словесность с ЖЖ, еще один юный гений решил через свой скучнейший опыт рассказать про свое поколение. В «Planktonus Vulgaris», однако, на удивление мало Кирилла Дубовского, все мысли и чувства героя даны таким пунктиром, что читатель легко может трактовать, как взбредет в голову. «В книге главное – история, герой в ней совсем не главный. Эта история универсальная, ее пережил каждый – ты получил образование, все, теперь ты уже кто-то и в то же время ты еще никто», – говорит Дубовский. – «Planktonus», конечно, сильно навеян моей жизнью, но моя работа как автора была в том, чтобы увидеть эту историю. Если просто записывать все, что с тобой происходит, как дневник, то получится ерунда, потому что жизнь никак не структурирована. Важно увидеть в хаотичной жизни некоторую цельную историю. Нужно увидеть конфликт, найти завязку и развязку. Я брал все, что из моей жизни подходило для истории, и выбрасывал все, что не подходит, а там где чего-то не хватало, я выдумывал или комбинировал реальные случаи и прототипы героев».
Занимательно попробовать восстановить в голове то, что Дубовский выбросил. Например, алкоголь – главную и часто единственную тему для разговора большинства своих сверстников. В книге постоянно кто-то что-то выпивает после работы, но с тем же успехом это мог быть чай. Никаких рассуждений о преимуществах «плодово-выгодных» вин, никаких умственных бесед под пиво. Он выбросил любовную линию, и что-то, отдаленно напоминающее о ней, занимает порядка трех предложений. Он выбросил все рассуждения на любые темы, все «интересные наблюдения», которыми так любят делиться плохие писатели. Выбросил почти все описания почти всего. Минск «Planktonus Vulgaris» – это описание маршрутов героя, перечисление улиц и остановок транспорта. Про главного злодея в книге сообщается только, что это женщина под 50, что она красит волосы в рыжий цвет и говорит на трасянке. Выбросил все длинноты, паузы и сбои ритма, которыми полна человеческая жизнь. Вся книга состоит из вереницы афористичных сценок-анекдотов всех возможных тонов и оттенков, в большинстве нет ни единого лишнего слова.
Получается нечто подозрительно похожее на роман воспитания, «портрет художника в юности», в котором читателю позволено наблюдать только за механическими перемещениями героя, а от духовных исканий на бумаге остаются только мечты о том, как было бы здорово сейчас с друзьями-писателями выступить где-нибудь, а не киснуть в офисе. Каким-то образом Дубовскому удается, ни разу не соврав и ничего не выдумав, проявить в обычном интеллигентном белорусе чуть за двадцать «поэта» и «творца». Кавычки не для уничижения, а потому что точнее не передашь – речь в «Planktonus Vulgaris» только об искрах сомнения, о туманных отсветах чего-то подлинного и прекрасного, падающих тут и там на мещанское копошение жизни, которые пытается разглядеть совершенно к ним не готовый человек.
Мне хочется описать книгу как набоковский «Дар», скрещенный с «Городом Н» Леонида Добычина, у Дубовского даже есть собственный «роман о Чернышевском» – совершенно идиотические рассказы, сочиненные для литературного конкурса про лозоплетение. Тем более что обе книги сильно вдохновлены Гоголем, а это еще один мостик к совершенно маниловским фантазиям Дорожкина о писательской жизни. Но я ничего этого Дубовскому не говорю, осекаюсь уже на Добычине, которого он не знает. Молчу и про сравнение с белорусским Чеховым Дедловым-Кигном.
«В университете прочитал Пелевина, и на семнадцатилетнего «Желтая стрела», «Чапаев и пустота» огромное впечатление произвели, – перечисляет свои источники влияния Дубовский. – «Мураками, «Охота на овец», Ричард Бах, Довлатов и все остальное, что и все читали. Для удовольствия читаю Марио Варгаса Льосу. Читаю все, что выходит на 34mag, всех своих знакомых-писателей, хожу на презентации книг и все такое». Говорит, что ожидал сравнений с Эрлендом Лу, но их почему-то никто не делает. Тут я мысленно хлопаю себя по лбу: «Planktonus Vulgaris» действительно похож на Лу. Только книга Дубовского ощущается раз в сто интенсивнее и живее, она ни разу не выглядит сконструированной, стилизованной, нарочито «наивной». Видимо, поэтому никто и не сравнивает.
«Из белорусской литературы, кроме школьной программы, читал книги, которые проходили на «Белорусском коллегиуме». Белорусский коллегиум – это что-то вроде вечерней школы для желающих овладеть гуманитарными дисциплинами в размере чуть большем, чем позволяют белорусские университеты. Дубовский учился там в 2007-2008 году, оттуда у него и Акудович, и, видимо, знакомство с нашей общей знакомой. Про «Белорусский коллегиум» мне снова не очень интересно, но в этот раз Дубовский и сам скорее на автомате рассказывает, что запомнил Горецкого, Алену Браво и Юрия Станкевича, «что-то про пацуков». Погуглив дома, я по портрету Станкевича сначала решаю, что это какой-то провинциальный добродушный графоман, что-то вроде Джерри из «Парков и зон отдыха». В конце концов, устав от моих допытываний, Дубовский говорит, что не уверен, влияет ли вообще прочитанная литература на то, как он пишет. «Я пишу как могу, лучше я не умею просто».
«Это уже вторая моя айтишная контора, и никакого сюжета я в своей работе тут не вижу, все совершенно бесконфликтно, не за что зацепиться. А вот на основе 11 месяцев прошлой, мне кажется, я могу выстроить что-то, возможное продолжение «Planktonus Vulgaris». Проблема в том, что люди, которых я описывал раньше, вполне реальные, но чрезвычайно далекие от соцсетей, а нынешние мои коллеги все сидят со мной в фейсбуке. И вот я им напишу: придите почитайте. Притом у меня подход – не описывать человека «вот был начальник Иван Иваныч со своими достоинствами и недостатками». Я не собираюсь изображать Ивана Иваныча, мне нужно показать какую-то его самую выразительную ерунду. Человек потом читает и думает: так вот он как меня видит. А я не так вижу, я просто взял одну фразу, один поступок и сделал частью узора книги».
Очевидно, что трюк с разыгрыванием романа о воспитании художника среди декораций виноводочного отдела магазина «Евроопт» и офиса компании «Анриал» («Название образовано от первых букв имен его учредителей: Антона, Ричарда и Алексея») Дубовский выкинул не от большой литературной изощренности, а потому что честно, как и говорил, увидел его в своей собственной жизни. Он сам и есть в первую очередь тот экономист-творец, которого так убедительно выводит в романе. Творец в самом буквальном, не ироническом смысле – роман-то вот он, напечатан, опубликован в интернете. А с ним осуществлен и целый мир, не очень большой, но живой и достоверный.
Со своей очень кинематографичной прозой, так и просящейся на экран не столько большой, сколько компьютера или телевизора, Дубовский натурально изобретает велосипед: что-то похожее последние десять лет в США делают авторы кинодвижения мамблкор. Они снимают такие же маленькие, смешные и неамбициозные истории незначительных людей на ручную камеру. «Творцы» там точно такие же, не очень смахивающие на актеров, художников и режиссеров люди, большинство, как и Дубовский, выглядят как экономисты в айти-конторе. Снимают в ролях друг друга, примерно так же, как в романе Дубовского на втором плане то и дело мелькают его друзья-писатели Антипов и Настя Манцевич, а в их книгах иногда появляется на пару секунд Дубовский. Фильмы эти, как и книга Дубовского, никогда не сообщая ничего важного, всегда доставляют большую пищу для ума и чувств простым фактом поэтического осмысления самой непоэтичной, всех нас касающейся реальности. «Велосипед» – это только в смысле мировой культуры. Для белорусской литературы придумка Дубовского – как подкоп под стенами Важности, Серьезности Тем и Ответственности перед Читателем. Даже если еще хоть парочка молодых авторов сбежит вслед за ним на привольные луга лаконичного бытописательства, нас ждут горы хороших книг – мамблкор подразумевает фантастическую производительность.
Солнечный субботний день. Фотограф тянет нас на другую сторону проспекта под тем предлогом, что там есть какая-то особенно красивая стена. Через забор от действительно живописного в своей разрухе здания с офисами оказывается книжный магазин Логвинова. Логвинов издал «Planktonus Vulgaris», а в здании из красного кирпича Дубовский мог бы работать в какой-нибудь очередной нереальной фирме. Наш маршрут по нарочитой символичности достигает примерно того же градуса комизма, что и книга Дубовского в лучшие свои моменты. «Напившись, я признаюсь рядом сидящему Васе, что пишу рассказы и у меня даже есть одна публикация в бумажном журнале «Дзеяслоў». Вася удивляется и, похоже, не знает, как должным образом отреагировать на эту информацию, потому просто чокается с моим бокалом своей рюмкой». Я чувствую себя этим Васей, человеком, знать не знавшим, что для каких-то живых людей журнал «Дзеяслоў» что-то значит.
В книге «Дзеяслоў» однозначно выступает как бы паспортом, официальным документом того, что герой не тихий неудачник, а скорее неудачливый писатель – то есть существует единственно для самомотивации. Реальный Дубовский вышел на свой нынешний уровень, который все равно не приносит ему никаких особенных читателей, только перешагнув за тридцать. Еще на прошлой книге велосипед его прозы большей частью лежал на полу грудой запчастей. Он сам с дрожью вспоминает написанный в 23 года «Сентиментальный рассказ»: здоровенную, в половину «Planktonus Vulgaris» размером вермишелину никуда не годного нудного сюжета, полностью состоящего из штампов, ничего не стоящих размышлений «о дружбе, о любви и об учебе», перечисления сортов пива и песен группы «Чайф». Почему все эти годы вообще нужна была эта странная мотивация «я писатель», если интернет уже добрых полтора десятилетия позволяет людям сколько угодно изощренно рассказывать другим о чем угодно и, более того, гарантирует даже самому забубенному автору хоть крошечный, но моментальный и вполне живой отклик.
Еще страннее это на фоне того, что Дубовский – ЖЖ-пользователь уже десять лет, и хоть не бог весть как популярен, а все же популярнее, например, Виктора Мартиновича. Дубовский отвечает в том духе, что какое-то время действительно думал переключиться на блог, но быстро понял, что на самом деле этого не хочет. «Популярным блогерам пишут множество комментариев, большая часть из них совсем поверхностные. Чтобы оставить о книге хоть какой отзыв, нужно ее прочитать. Это уже отсеивает очень многих ненужных. Люди читают книгу как очередной поток информации в своей ленте, а она не так сделана. Во мне живет надежда, что где-то есть люди, которые все еще любят читать романы».
«Каждая белорусская книга имеет свою собственную историю. У нас нет механизма, конвейера, куда бы книга попадала, и затем все было предсказуемо. Первая моя книга выходила в серии, которую основали Белорусский союз писателей и П-центр, это была специальная серия для дебютных книг. Со второй тоже помогал П-центр. У нее нормальная судьба, она вышла, на нее были несколько рецензий, вот теперь этот текст, всего книгу скачало человек четыреста. И это больше, чем у «Хорошего романа». Когда меня упомянули в материале 34mag про итоги года и поставили ссылку на страницу с книгой, перешли человек сорок. В интернете меня единственное, что интересовало, – это чтобы книгу можно было скачать в один клик, нигде не регистрируясь и ничего не платя, и чтобы я видел статистику скачавших. Я такой платформы просто не нашел, есть kroogi.com, но туда нельзя выложить ничего, не имея электронного кошелька, а из Беларуси невозможно завести именной Яндекс-кошелек».
Для меня все это звучит все равно не очень убедительно. Белорусским авторам никто ничего не платит. От своего крошечного тиража автор получает десять процентов отпечатанных экземпляров, вся выручка, какая есть, потом остается у издателя. От двух книг, про судьбу которых Дубовский так охотно рассказывает, он получил лишь осознание, что вот где-то на полке в магазине Логвинова стоит обложка и с его фамилией. Дубовский не унимается, дескать, бумажная книга означает, что книга прошла отбор, ее кто-то да выбрал, а если книга просто сразу лежит в интернете, то это что же, инди-литература? «Инди-литература» он говорит с пренебрежением, подразумевая, что это плохая литература, кустарщина и халтура. «Еще книга, выпущенная в издательстве, получает код ISBN, и может попасть в библиотеки всего мира. Если кода нет – то это самиздат». Я не спрашиваю, всерьез ли Дубовский думает попасть в библиотеки и зачем ему это вообще надо. Ясно, что это какое-то давно сформулированное, может, и не им самим, объяснение себя и своих действий. «Книга стоит в магазине, как витрина, люди пускай даже не купят ее, а все-таки про меня узнают». Я говорю, что скачал книгу из интернета, а в магазине Логвинова не вспомню уже и когда был. Как последний довод он говорит, что подарил экземпляр книги Акудовичу, что уж интернет-версию Акудович бы точно не стал скачивать. Я молчу, очевидный ход, что, может быть, тогда и черт с ним, с этим Акудовичем, не делаю.
В малозаполненной кофейне посреди разговора вдруг поднимается грохот. Шумит кофемашина, как будто над ухом принимается гоготать невесть откуда взявшаяся компания, из невидимой за высокой спинкой дивана и бездонной коробки минут пять на пол сыплются водопадом вилки, ложки, жестяные кружки и прочая дребедень. Всерьез записывать Дубовского в какой-то литературный мамблкор было бы ошибочно: он совсем не стремится преодолеть какие бы то ни было традиции, не эпатирует и не ломает каноны. То, что в Америке завелось от культурной сытости, от насыщенности культурного пространства символами и историями и призвано растормошить огромную киноиндустрию, в Беларуси по определению не может иметь такого же содержания, будет работать не так и не для того. Комизм, здравомыслие и своеобразная красота «Planktonus Vulgaris» если и прорастает из чего-то вне самого автора, то, скорее, вопреки влияниям. Тем, конечно, выше маленький подвиг Дубовского. Одно дело – написать книгу, это любой дурак сможет, вон в одном Минске на целый П-центр писателей набралось. А ты попробуй из своей собственной жизни выцедить немножко чистой дистиллированной поэзии и красоты.
«Сам я воспринимаю книгу как такой фильм Вуди Аллена. Все его фильмы необязательные, однако у него есть стиль и свое видение мира, и каждый раз, когда выходит его фильм, я обязательно иду его смотреть. Мне хочется думать, что моя проза тоже, хоть и ничем не бросается в глаза, никто про мою книгу не скажет «блин, прочитай это, ты такого никогда не читал», однако она легко может доставить удовольствие. Никто не будет звонить своей бабушке и советовать и ей прочитать. Я стараюсь ставить себе выполнимые задачи. Некоторые говорят, что нужно ставить невыполнимые, но в результате просто не выполняют свои задачи и все. Кто-то берется за антиутопию, кто-то – за драму с несколькими сюжетными линиями. Такое если получится, то, конечно, это будет большой успех и всем будет интересно. Но пока чаще у людей не получается, чем получается. Лучше сделать недостаточно грандиозно, но хорошо, чем размахнуться и сделать кучу ошибок».
Скачать книгу Кирилла Дубовского можно здесь
